Море бьется о скалы

— А вот когда с норвежцем разговаривал… О Сталинграде спрашивал. Разве не рисковал?

Степан усмехнулся, передернул плечами.

— Какой там риск? На худой конец — отделался бы оплеухами или пинками. И все. Олег Петрович, я ведь понял ваш разговор с комендантом. Если в самом деле он вызовет немецкого врача?

— Вызовет?.. — Садовников задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Нет! Так он, запугивает. Пьяный…

Садовников встал, прошелся по комнате, заглянул в окно и остановился напротив Степана. Засунув опять руки в карманы халата, качнулся с пяток на носки. Степан насторожился, чувствуя, что врач намеревается сказать что-то важное.

— Норвежца того… Людвига больше не встречал?

— Нет. Не нашел…

Садовников снова качнулся (теперь с носков на пятки) и молчал.

— Говорите, Олег Петрович. Не беспокойтесь… Не подведу.

— Слушай, а почему ты мне доверяешь?

— Потому что вижу… Ваше отношение к людям и вообще…

— Интуиция? Так слушай, Степан… Весь лагерь должен знать, что происходит на фронтах. Одно… А второе… Второе более важное… Надо найти среди норвежцев коммуниста. Во что бы то ни стало… От этого зависит многое, даже очень многое… У тебя есть конец нити… Людвиг…

— Понимаю, Олег Петрович! Я постараюсь!.. — Степан восхищенно смотрел на врача. Вот он какой, его земляк! Рук не опускает. А он…

— Минутку! — Садовников слегка нахмурился. Ему не понравилась поспешность, с которой согласился Степан. — Ты подумай, земляк, взвесь все. Я не принуждаю… Опасность большая. Такая же, как там, — Садовников кивнул в сторону моря, — на фронте…

— Вот и хорошо… Понимаете?..

Садовников приподнял руку, требуя молчания.

— Осторожность! Язык на привязи! Терпение! Оплошаешь— сам погибнешь. Смалодушничаешь — других погубишь.

— Не беспокойтесь, Олег Петрович…

У Садовникова нервно дернулись губы.

— Не поддавайся чувствам! Отбрось их! Думай! Вникни!..

Глаза Степана стали влажными.

— Не доверяете?..

— Опять чувства! Нет Людвига, есть другие… Советуйся с Бакумовым. Ко мне не ходи. Когда надо — сам приглашу.

* * *

После разговора со Степаном Садовников долго стоял у окна. Интуиция… На нее только и приходится полагаться. На фронте все понятно. Рядом свои, там в окопах — враг. А здесь? Здесь враг всегда рядом, разговариваешь с ним, даже живешь в одной комнате и главное — стараешься не подавать вида, что ненавидишь его…

Да, только теперь становится понятным, как туго приходилось коммунистам-подпольщикам… Интуиция!.. Доверься ей… Можно так влететь… Вот этот, денщик… и его земляк?.. Интуиция подсказывает, что Цыган не из таковских… А земляк, говорят, не скрывает своего предательства. А почему не скрывает? Зачем реклама? По глупости или?.. Ух, черт, голова кругом идет.

Отойдя от окна, Олег Петрович отодвинул одеяло-занавеску, сел на топчан санитара. Где Иван? Куда запропастился? А если бы… Да нет, фантазия!.. Унтер не дурак…

Когда пришел санитар, Садовников сказал:

— Позови-ка этого… Цыгана. Понюхаем еще…

Санитару намерение врача явно не понравилось. Он дошел до порога, постоял там и нерешительно вернулся.

— Ты что?

— Не замайте его, Олег Петрович.

— Испугался?

— Да ни, не то що перелякався. Земляк дюже поганый… А колы так…

— Ладно, Иван… Зови!..

Цыган не заставил себя ждать. С добродушной улыбкой он подошел к столу, за которым сидел Садовников. Иван, приотстав от Цыгана, юркнул в свой угол.

— Слушай, Цыган… — начал Олег Петрович, слегка прикашливая. — Подумали мы тут… Лучше разрезать…

Черное лицо Цыгана слегка дрогнуло и побледнело. Отведя в сторону глаза, он сказал:

— Стоит ли, Олег Петрович… Сами давеча сказали…

— Да нет, лучше разрезать… Иван, приготовь скальпель и все остальное…

Скальпеля не было. Но Иван завозился за одеялом-занавеской, крикнул:

— Сейчас. Олег Петрович…

— Подождите, — попросил Цыган. — Она вроде и плевая операция, а подумать надо… Сразу-то как-то…

— Подумай, — согласился Олег Петрович. — Можешь с земляком посоветоваться.

— Можно и с ним…

— Дружно живете?..

— Ничего…

— Общие интересы?

— Как вам сказать?.. У каждого есть сердце, да закрыто дверцей… Так я подумаю, Олег Петрович… — загадочно улыбнувшись, Цыган вышел.

13

В сапожной пахло варом, сыромятиной и еще чем-то непонятным Ваську. Сапожник с рябым одутловатым лицом, согнувшись на низеньком табурете с брезентовым сидением, набивал на подошву ботинка подметку. Работал он ловко, как автомат: мгновенно выхватывал изо рта гвоздик, мгновенно ударял по нему молотком и опять выхватывал изо рта гвоздик…

Второй сапожник, много старше первого, но с таким же одутловатым лицом, смолил концы дратвы.

Васек долго стоял посреди комнаты, но сапожники будто не замечали его. Он слегка прикашлянул. Бесполезно. Выждав несколько секунд, Васек прикашлянул еще раз, настойчивей.

— Ну, шо? — сердито обернулся старший, не отпуская концов дратвы.

Васек приподнял правую ногу, шевельнул пальцами, и ботинок ощерился. То же самое он проделал с левым ботинком.

— Есть хотят.

— Ну и шо?

— Подремонтировать бы.

— Мы робим для каморы. Виттиля получай.