Море Дирака

— А вот об этом не вам судить. Отвечать за все я буду. Я могу ведь приказать, только я хочу, чтобы вы поняли. Не о себе я забочусь, на мой век хватит, а у вас еще все впереди. Сколько людей мечтает на вашем месте очутиться! Настоящих физиков, универсантов! А вы, вместо того чтобы думать о дальнейшей работе, упорствуете, хотите себе напортить. Кто вас перед отделом кадров защищает? Я! Если б я не желал вам добра, на кой ляд мне с вами тут время терять? А? Согласны со мной?

— Согласен, Иван Фомич, — преодолевая внутренний протест, промямлил Михаил.

— Ну, слава те господи, наконец, дошло! — И уже другим, будничным тоном продолжил: — Я для вас приготовил таблички… Вот они. Тут их штук сорок. Вычертите мне их тушью на ватмане. Это демонстрационная графика для отчета. Только каждую отдельно, пожалуйста, и покрупней, чтоб издали было видно.

— Я не чертежник, Иван Фомич, а исследователь. Если, кроме чертежной работы, вы мне ничего не можете поручить, я лучше продолжу свои исследования.

— А вы к тому же и белоручка… В ваши годы я о самостоятельной теме и не помышлял. Делал, что придется: чертил, мыл пробирки, перетаскивал тяжести. Я не могу приказать вам чертить для меня таблицы. Формально не могу. Что же касается ваших, как вы говорите, исследований, я запрещаю заниматься ими в рабочее время. Наконец, вообще запрещаю заниматься ими до решения директора. О вашем отношении к работе я подам докладную.

— Тоже в президиум Академии наук?

— Что? Что вы сказали?!

— Что мне еще рано на кладбище. Подавайте вашу докладную!..

Сразу же после ухода Подольского у Ивана Фомича состоялся разговор с начальником отдела кадров.

— Он совершенно не нужен в лаборатории, Петр Ильич, — увещевал Иван Фомич. — Да и по своей квалификации он не соответствует должности. Ведь ничего общего с физикой!

— Раньше об этом нужно было думать, Иван Фомич, — ответил начальник отдела кадров, укладывая в темный зев громадного несгораемого шкафа какие-то папки. — У меня нет никаких оснований. Да вы и сами знаете, как трудно при нынешней системе уволить или даже просто переместить сотрудника.

— Но здесь-то дело совсем другое, — развел руками Иван Фомич. — Случайный он человек, случайный. Наконец, нарушает трудовую дисциплину, не выполняет приказаний начальника.

— Факты, Иван Фомич. Факты.

— Да я вам их целую кучу принесу!

— И хорошо. Вот тогда и поговорим.

— Ладно, ладно. Договорились… У меня еще есть дело к тебе, Петр Ильич. Подольский хочет проводить какие-то свои исследования в нерабочее время… Понимаешь, не могу я оставлять постороннего человека в лаборатории. Тревожно мне.

— Понимать-то я понимаю. Только не посторонний он… Раз наш сотрудник — значит, уже не посторонний. И никто ему запретить не может, если только не вредные они, его исследования…

— В том-то и дело, что вредные! Затем и пришел к тебе, а ты мне помочь не хочешь.

— А коли вредные, запрети! Письменно запрети. А нарушит — пиши докладную.

— Так-то оно так… Только он к директору собирается идти за разрешением. А директора-то нашего ты, слава богу, знаешь. Подмахнет не глядя, а мне потом кашу расхлебывать.

— Ну, не понимаю тебя, Иван Фомич, пойди сам к Алексею Александровичу и растолкуй ему.

— Боюсь, он неправильно поймет… Дело это довольно тонкое. Чисто формально Подольский продолжает работу, начатую Ортом. Понимаешь? Орт, не подумав, как-то бросил идею, а тот и подхватил. Неудобно мне в это дело мешаться… Могут подумать, что я зажимаю работы Орта. Вот я и думал, что, может, ты… директору-то подскажешь. Тебя-то он во как слушает, не то что меня!

— Ну, это ты брось, Иван Фомич. Он всех одинаково слушает. А я тут ни при чем. Не мое это дело в науку путаться… Что же касается нарушения трудовой дисциплины — давай факты.

— Значит, не хочешь помочь старому другу?

— Не могу, Иван Фомич! Рад помочь, но не могу.

— М-да… Ну ладно… Да! А как насчет того дела? Ну, о переводе Меконицкой и Лебедева из группы Урманцева?

— И это сейчас решить мы не можем. Сам знаешь, Урманцев-то в командировке.

— А зачем он нам сейчас нужен? Давай переведем их… временно. А вернется Урманцев — оформим все как полагается.

— Нельзя без Урманцева. Никак нельзя!

— Ой, что-то ты больно осторожен стал, Петр Ильич! Темнишь.

— Не понимаю, о чем это вы, Иван Фомич?

— Ну, хорошо. Бывай! Привет Марье Кузьминичне.

— Всего хорошего, Иван Фомич. Заходи.

— Зайду, Петр Ильич. Обязательно зайду.

Только в коридоре Иван Фомич утратил привычную, в сладеньких складочках улыбку. Нахмуренный и озабоченный, он сразу же стал выглядеть намного старше. Но его никто не видел.

В тот же день, проходя мимо кабинета Орта, где теперь сидел Иван Фомич, Подольский увидел плачущую девушку.

По-детски закрыв ладошками глаза, она стояла, наклонившись к стене. Юбка-колокол выше колен открывала ее тонкие ножки, подрагивающие в резонанс с рыданиями. Сжатые горем плечики казались узенькими и хрупкими. Михаил узнал Ларису — стенографистку, машинистку и личного секретаря Евгения Осиповича.