Море Дирака

— А вы, собственно, можете подождать меня здесь. Зачем вам в кадры идти? Пустая трата времени, — он засмеялся. — Лучше подымитесь в триста восьмую к Урманцеву. У него для вас письмо от Евгения Осиповича… Нечто вроде инструкции. Он у нас неугомонный, Евгений Осипович. Любит, чтоб все быстро, шумно, масштабно! Широкий человек! И увлекающийся… Ну, я побежал.

Михаил остался один в большом, отделанном под мореный дуб кабинете. Застекленные полки с книгами, картины и фотографии, четыре телефона, стол для заседаний и письменный стол, заваленный бумагами, книгами и всякими изысканными и часто несовместимыми друг с другом мелочами, — все говорило, что хозяин этого кабинета человек не только солидный и заслуженный, но разносторонний, немного безалаберный и не простой, ох, не простой…

Зазвонил телефон. Михаил не двинулся с места. Телефон продолжал настойчиво звонить. Михаил оглянулся по сторонам и нерешительно снял трубку. Но звонил не этот телефон. Положил трубку на рычаг и взял другую. Спрашивали Орта. Михаил сказал, что его сегодня не будет. Он еще раз оглядел лакированные книжные шкафы и картины, висящие на белых шнурах, и пришел к выводу, что никогда не был в таком солидном кабинете. И почему-то вспомнил о своих мытарствах, когда ушел из НИИуглеобогащения…

— Ну, кто же так поступает? — всплеснула руками мать. — Сначала подыскивают себе работу, договариваются, а потом уж подают заявление. Что же ты теперь делать будешь? Ведь взрослый уже, пора жить, как все люди живут.

Он пошел в Институт физической химии.

— Что вы кончали? — спросил инспектор по кадрам. — Физфак или химфак?

— Горный институт.

— М-да… Ну что ж, оставьте ваши бумаги и… наведайтесь в конце будущей недели…

— Я готов работать на любой должности, — сказал он профессору Забельскому из ФИАНа, — лаборанта, механика. Только бы мне разрешили самостоятельно экспериментировать.

Профессор дал свой телефон и попросил позвонить в конце недели. Михаил позвонил, но ему сказали, что Забельский уехал в длительную командировку…

…Он попытался попасть на прием к директору Института химической физики, крупнейшему ученому и видному государственному деятелю, но секретарь направил его в теоретический отдел.

Заведующий отделом окинул Михаила отрешенным взглядом и дал ему дифференциальное уравнение второго порядка… Потом Михаил совершенно случайно узнал, что профессор принял его за протеже одной знакомой. «Здорово я отшил этого „позвоночника“, — сказал профессор, когда дверь за Михайлом закрылась. — По знакомству можно стать даже министром, но только не ученым».

И профессор принялся искать очки, которые разбил еще на прошлой неделе.

…Досадно и нелепо проходило время. Дни сгорали впустую. Измотанный и усталый, Михаил возвращался домой. Родители уже не спрашивали его, как прошел день и когда, наконец, он устроится на работу. А Михаил чувствовал, что начинает сдавать. Он уже готов был пойти в первое попавшееся учреждение, чтобы снова два раза в месяц получать зарплату, спокойно возвращаться домой и не ловить жалостные и недоуменные взгляды.

И главное — не звонить. Не звонить по десять раз на день совершенно незнакомым людям, ссылаясь при этом тоже на очень малознакомых людей.

Конец такому мучительному и неестественному существованию положила совершенно случайная встреча со школьным приятелем Тишкой Давыдовым в задымленной шашлычной. Михаил скупо и стесненно рассказал ему о своем патологическом невезении.

Через неделю Михаил уже работал в цирке. На «подготовку и разработку новых цирковых номеров, основанных на законах современной физики» (именно так было записано в бухгалтерской ведомости), отпустили большие средства. За три месяца Михаилу удалось оборудовать очень неплохую лабораторию. «В лучшем научно-исследовательском институте, — подумал он, — на это ушли бы годы».

Бурная деятельность Михаила довольно скоро нашла практическое выражение, обогатив программу известного иллюзиониста. К Михаилу стали относиться не только с уважением, но и с какой-то тревожной почтительностью.

— А у вас ничего здесь не взорвется? — спросил заместитель директора по АХЧ. — Все-таки физика — дело опасное.

— Я уже обещал не собирать здесь атомную бомбу, — пошутил Михаил, — и постараюсь сдержать обещание.

Счастливый иллюзионист получил эффектный номер с «самозажаривающейся яичницей», а Михаил выявил влияние поля индукционной катушки на опалесценцию метана в критической фазе. Он даже подготовил небольшое сообщение. Но для публикации его в одном из научных журналов требовались направление от учреждения и акт экспертизы. Цирк для этой цели явно не подходил, и Михаил спрятал статью в папку. А месяцев через восемь он нашел в американском журнале химической физики сообщение об аналогичных исследованиях.

В первую минуту он огорчился, но потом успокоился. Зато от потаенного беспокойства и постоянного ожидания каких-то перемен избавиться было труднее. Казалось, что вся атмосфера насыщена тревогой и наэлектризована ощущением непрочности.