Море дышит велико

Очень жаль, но на горький опыт здесь мало надежды. Гораздо чаще бывает, что воспользоваться таким опытом просто не успевают, а свидетели чрезвычайного происшествия по крохам и косвенным обстоятельствам только лишь догадываются, как и по какой причине оно произошло. Потом, ясное дело, издается приказ, где суть изложена коротко, а основной упор — на оргвыводы, на степень причастности или виновности действующих лиц. Приказ, конечно, воспитывает, но выводы запоминаются крепче, если сделаешь их сам. Пожалуй, здесь важнее всего потрясение. Именно оно помогает убедиться в том, что незаряженное ружье тоже иногда стреляет. Тот, кто не верит в это, ещё не специалист, какие бы экзамены ни сдал.

Лейтенанты Чеголин и Пекочинский после допуска к самостоятельному управлению своими подразделениями командовали всем вооружением «Торока». Чеголин, кроме того, заведовал стрелковым арсеналом, который, кроме карабинов и автоматов, умещался в железном ящике и располагался в каюте под письменным столом. Офицеры и сверхсрочники при заступлении в наряд получали у Чеголина пистолет и патроны под расписку.

Сменившись с дежурства, минёр заявился в каюту, извлек из кобуры пистолет с запасной обоймой и небрежно швырнул их приятелю.

— Это тебе не игрушка, — нахмурился тот. — Сдай оружие, как положено.

— Подумаешь, формалист, — фыркнул минёр, но в всё же, нажав на защелку, извлек из рукоятки вторую обойму. — Патроны сосчитаешь сам!

Латунные цилиндрики с сухими щелчками выскакивали из-под пружинки: один, второй, третий… Но Чеголин не успел вылущить их до конца. Пекочка взвел ударник пустого пистолета и, отведя дуло в сторону, нажал спусковой крючок. Выстрел грянул резко и враз оглушил. По лицу минёра медленно разливалась синева. Из ствола курился дымок. В переборке, за которой находилась каюта доктора, возникла круглая дырочка.

— Слушай такую вещь, кто там стрелял?

Будничный голос из командирской каюты заставил Чеголина очнуться. Требовалось выручать товарища, если это было ещё возможно.

— Дверью хлопнуло, — соврал он на ходу, рванувшись к доктору.

У Мочалова в гостях сидел его коллега, тоже старший лейтенант медицинской службы. Роман хладнокровно бинтовал гостю левую руку чуть выше локтя.

— Что? Ранен?

— Пустяки, — махнул рукой доктор. — Царапнуло рикошетом.

Беглый осмотр места происшествия показал, что шальная пуля, пробив тонкую переборку, угодила в металлическую трубу каркаса подвесной койки. Труба, на счастье, была изготовлена из стали с огромным запасом прочности. На ней осталась лишь вмятина, а расплющенная оболочка пули нашлась на палубе.

— Приглашаем в ресторан, — обрадовался Чеголин. — За нами столик.

— Мудрая и справедливая мысль, — согласились старшие лейтенанты, сочтя инцидент исчерпанным.

А Пекочинский стоял в той же позе. Минёр превратился в собственный памятник. На гипсовом лице жили только глаза.

— Положи пистолет, — сказал Чеголин. — потом почистишь.

— П-послушай, — сказал приятель, постепенно обретая дар речи. — А ты не трогал его? Почему патрон оказался в стволе?

— Что, сдурел? — удивился Чеголин. — Подумай лучше о том, кто из нас формалист?..

Для взаимных упреков не было времени. Пистолет занял свою ячейку в железном ящике. Над щеколдой поверх контрольного замка легла свежая пластилиновая печать. Через пять минут отверстие в переборке было зашпаклевано хлебным мякишем и аккуратно замазано масляной краской.

— А был ли мальчик? Может, мальчика и не было? — повеселел Пекочинский и взялся за «Айвенго». Он вообще был человеком основательным и за Вальтера Скотта принялся не случайно. Во-первых, этот писатель был самым любимым у Карла Маркса, во-вторых. Нил Олегович читал роман в подлиннике, с помощью словаря и зубрёжки одолевая языковой барьер. Но не успел осилить и абзаца, как в дверь постучали и на пороге возник помощник начальника политотдела по комсомолу лейтенант Клевцов.

— Здорово, ребята! Как тут у вас дела?

Чеголин искренне приветствовал Виктора, а Пекочка информировал о том, что контора пишет, может предъявить подшивку боевых листков.

— Это замечательно, — сказал Клевцов, усаживаясь по-свойски прямо на стол. — Только в боевых листках всего не отразишь.

— Основные события боевой и политической подготовки имеются.

— Всё ли? Я-то знаю, как бывает. Тоже командовал. Правда, на берегу.

У Пекочинского слегка изогнулась густая бровь. Не обе брови, а только правая. Знаком вопроса. А помощник начальника политотдела, окинув взгляд переборку над письменным столом, вдруг стал выковыривать хлебный мякиш. Потом посмотрев на вытянутые физиономии хозяев каюты и рассмеялся.

— Ну вот. А ещё утверждали, что у вас ничего нового… Эх вы… «конспираторы»!

— Как думаешь, доложит? — спросил минёр, когда Виктор ушел.

— В таком случае он должен был выяснить подробности. Откуда ему знать, кто стрелял?

— «Откуда, откуда»? Медики накапали. Очень просто. И теперь нечего вести их в ресторан.

— Роман тоже не знает кто. Я, понимаешь ли, это не уточнял.

— Интересно. Никто ничего не говорил, а Клевцов уже в курсе.