Море, горы и киты

Вдалеке, в тонкой щели между двумя серыми панельками, одинокий луч света борется с остатками сил тьмы, а через секунду к нему на помощь приходит целое солнце, против которого у ночи нет и шанса.

Ни для кого не секрет, что мысли до и после рассвета – это совсем разные мысли.

Из коридорного зеркала на меня смотрит уже другой человек. Я даже готов признать, что всё-таки довольно хорош собою, если опустить некоторые детали. Даже знаю, сколько именно деталей надо опустить. И дело тут не в раздвоении личности, а в люстре, которая сохранила только одну лампочку из шести. Вот бы везде было такое освещение – и для окружающей среды полезно, и людям с некоторыми деталями не так некомфортно пребывать в социуме.

Не самооценка – американские горки. То возносится вместе со мной до небес, то опускается на самое дно, где меня встречают рыбы-капли, с умным видом говорящие мне что-то, только я не могу разобрать ни слова: не знаю рыбьего языка.

Экран ноутбука загорается и спугивает из комнаты остатки ночи. Мои намерения ясны и весьма серьёзны: недолго думая, я начинаю вбивать в строку поиска что-то вроде «знахарки поблизости». Браузер сам подсказывает мне окончание запроса – в своём желании я не одинок.

Никогда бы не подумал, что поблизости проживает столько целительниц и колдуний, готовых излечить меня от любой болезни, не потребовав номера страхового полиса, а спросив лишь номер банковской карты. Анонимные доброжелатели создали целый сервис, где по щелчку мыши мне открылись все тайны доселе скрытого от глаз колдовского мира. Удобно.

Кто-то даже оставляет отзывы определённым знахаркам, а некоторые даже оставляют положительные отзывы. Некая Ольга К. благодарит знахарку Алевтину за излечение от астмы, Оксана П. восхваляет целительницу Прасковью, которая на фотографии – в серёжках в форме эмбрионов, за избавление от «дурного» запаха изо рта, Михаил У. боготворит таинственную Гертруду за спасение сына от проказы (будь это письмо, я уверен, весь лист был бы покрыт солёными разводами), Глеба З. излечили от зуда в подмышках, Людмилу К. вытащили из депрессии, Николая В. отогрели от хронического озноба. Там есть всё: чахотка, чесотка, лишай, инсульт, инфаркт, грибок, диарея, ожирение, анорексия, шизофрения, непереносимость лактозы, аллергия на запах собственного пота… И там есть все: Иоанн, Иоанна, Иоаннина, доктор Штульц, его брат-близнец, совсем на него не похожий, вдова покойного барона Вяземского, обретшая после смерти мужа редкий дар, Василина, Афродита, Серафима, Мелисса, Клавдия, две Клеопатры, Люсия, Урсула, Евангелина… На этом я заканчиваю только с первой страницей.

Выбрать кого-то одного из этого многообразия невозможно. С каждой фотографии на меня смотрит человек, окутанный бледно-оранжевым дымом, обвешанный амулетами и оберегами всевозможных форм и размеров, с кривыми жёлтыми зубами, бледной кожей, сальными волосами и хитро прищуренными глазами. Мне кажется, я могу чувствовать запах благовоний и табака, исходящий от них, даже сквозь экран.

Вторая страница, четвёртая, шестая, двадцать вторая… Я уже жалею, что вообще взялся за это, но убеждаю себя, что хоть что-то за свою жизнь мне нужно довести до конца, даже если этим чем-то окажется выбор знахарки.

Двадцать восьмая страница. Анна Викторовна Галицкая. Я натыкаюсь на её профиль, когда на улице уже совсем посветлело. Женщина на фотографии одета в строгий чёрно-белый костюм, и серёжки в её ушах даже не достают до плеч. Область вокруг ясных глаз не замазана чёрной тушью, а зубы за полуоткрытыми в лёгкой улыбке губами ровные и белые, но не искусственно-белые, как у голливудских звёзд, а природно-белые, как у тех, кого не любят стоматологи.

Отзывов у Анны Викторовны нет, как и оценок вообще. Это подкупает. Анна Викторовна – чистый лист.

Я всегда принимаю важные жизненные решения за долю секунды и через мгновение уже наслаждаюсь звучанием размеренных гудков, раздающихся из динамика телефона.

– Слушаю, – незнакомый голос удивительно мягкий. Такой мягкий, что невольно начинаешь скучать, когда он замолкает. – Алло?

Я забываю, что во время диалога говорить надо обоим.

– Алло! – получается громче, чем я планировал, и мне представляется, как человек на том конце провода рефлекторно отдёргивает трубку от уха. – Доброе утро!

– Доброе, – она вздыхает. – Вы по делу или так?

Только сейчас понимаю, что ей, наверное, каждый второй звонит ради шутки.

– Я, – прочищаю связки от скопившейся там за время молчания слизи, – я бы хотел записаться на приём.

– Это не больница, чтобы записываться на приём, – из динамика раздаётся щелчок зажигалки, а затем тихий шорох медленно выдыхаемого дыма.

– Ну, как это у вас называется? Сеанс?

– И не сеанс, – её голос убаюкивает.

– Занятие?

Она смеётся, и я невольно смеюсь в ответ. Так мы и сидим, смеясь, целую минуту, а может и все пять, – два крошечных человечка, разделённые километрами научного прогресса.

– Ладно, назовите Ваше имя и удобное время – запишу Вас на приём… – она снова затягивается.

– Никита, – почему-то мне хочется, чтобы меня звали как угодно, но только не Никитой.