Море и берег

В директивной установке, из которой мы исходили, флоту предписывалось в случае нападения врага дать отпор согласованными ударами подводных и надводных кораблей, авиации, береговой обороны. Соединения нашего флота уже формировались из кораблей различных классов - для удобства взаимодействия при выполнении оперативных и тактических задач. Таким наиболее значительным соединением на Черноморском флоте была эскадра, состоявшая из крейсеров и эсминцев разных типов. Она-то часто и владела нашим вниманием.

Немало потрудились мы и над системой готовности, начинавшей вводиться на флоте. Готовности были названы по номерам. Номер три - обычная, повседневная, номер два - более высокая, с известным напряжением [6] для людей и техники, номер один - для угрожаемой обстановки, когда техника и оружие могут действовать немедленно, а люди находятся на боевых постах.

Впоследствии военным морякам было просто говорить об этих готовностях. Их отработали, к ним привыкли. Но в первое время мы немало помучились, определяя их во всех деталях.

Этим, разумеется, занимались не только на Черноморском флоте - такая работа шла на всех флотах. И, как показали дальнейшие события, она сыграла большую роль.

Хорошие отношения наладились в тихой комнате оперативного отдела - деловые, доброжелательные. Все офицеры-операторы на равных несли нелегкую ношу своей службы. Виктор Алексеевич Ерещенко, ныне контр-адмирал, с присущей ему аккуратностью трудился главным образом над документами общего оперативного характера. Серьезный, немногословный Лисютин больше занимался тем, что было связано с боевыми действиями подводных лодок. В штаб он пришел с должности командира подводной лодки, и я вполне доверял его солидному служебному опыту. Отличными качествами штабного офицера обладал и капитан 3 ранга Тишкин. Бывало, часами сидит за своим столом, обдумывая какой-то сложный вопрос, а потом, склонившись над бумагой, начинает быстро исписывать лист за листом. Мы занимались в общем-то весьма прозаическими творениями, но Тишкин умел и сухие выкладки облечь в живую форму. И это шло от его характера - мягкого, лирического.

Наше дело требовало контактов с другими офицерами штаба, флагманскими специалистами. Однажды на несколько дней переселился к нам в комнату начальник гидрографического отдела флота Александр Викторович Солодунов. С его участием мы создавали лоцию военного времени - руководство мореплавателям на случай боевой обстановки, когда погаснут маяки и огни, а пути перекроют минные заграждения.

Говорили, что Александр Викторович суховат, трудно ладит с сослуживцами. Мне он таким не показался. Правда, резковат в суждениях, но это свойство прямой натуры - свойство, особенно ценное у военных людей.

Все мы в то время, конечно, пристально следили за [7] событиями в мире. А они говорили о приближении грозы. После Испании я ничуть не сомневался, что рано или поздно грянет великий бой. Здесь, в оперативном отделе, мы этот бой уже вели на бумаге, на картах. У нас имелись общие оперативные установки. Основываясь на конкретных данных и расчетах, мы старались представить будущее в возможно более реальном свете, Но ведь само слово «представить» стоит где-то рядом со словами «вообразить», «сфантазировать». И порой становилось не по себе от сознания того, насколько ответственна такая фантазия, какие беды могут произойти, если ее полет будет неверен.

Мы «посылали» в сражения эскадру, подводные и другие силы флота. Черноморский флот пополнялся новыми кораблями. То одну, то другую вступившую в строй боевую единицу приходилось учитывать в оперативных планах. Корабли стояли в Северной и Южной бухтах, проходили мимо Константиновского равелина, видимые из окна кабинета. И взгляд невольно тянулся к ним.

В молодые годы, еще в царском флоте, я получил боевое крещение на корабле. Потом служба бросала меня в разные места, но всегда хотелось плавать, жить корабельной жизнью. После долгих раздумий я твердо решил проситься на корабль.

В конце лета 1939 года мы с Тишкиным поехали в Москву. И на целый месяц задержались в ней по служебным делам, касавшимся опять-таки оперативных планов. Там и застало нас известие о нападении гитлеровской Германии на Польшу, о вступлении в войну Англии и Франции. Занималось пламя большого пожара. И мне подумалось, что ждать больше нельзя.

Об окончании дел в Москве потребовалось доложить Народному комиссару Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецову. Во время доклада я выдерживал официальный тон, стараясь ничем не напомнить Николаю Герасимовичу о прежнем знакомстве, о совместной службе в Испании. Ведь тот пароход, на котором я с трудом добрался до испанских берегов, встречал в Картахене советский военно-морской атташе Кузнецов, или дон Николас, как его звали испанцы.

Итак, мы ведем служебный разговор. Но вот он окончен, пора уходить. И тут я набрался смелости. [8]

- Товарищ народный комиссар, разрешите обратиться по личному вопросу.