Море Имен

«Он может говорить правду, – вспомнил Алей. – Может врать. Но всё, что он делает, он делает с самыми худшими намерениями». И вдруг смутная, слабая искра промелькнула в мозгу. Измученный вконец, Алей упустил её и осознал только ассоциативный след, самый общий смысл. Но этого хватило.

Он перевёл дух.

– Эн, – сказал он вполголоса, – можно задать тебе философский вопрос? В некотором роде, мировоззренческий?

Демон вскинул брови, захлопал глазами и напустил на себя польщённый вид.

– Конечно, – сказал он с отеческим участием. – Конечно, Алик.

– Эн, чего ты хочешь для себя? В конечном итоге? У тебя есть цель?

Стало так тихо, что можно было услышать треск поленьев в кострах, горевших перед шатрами. Фыркали лошади, переговаривалась стража. В темноте лицо демона походило на мягкий, желтоватый круг сыра. Улыбка сошла с него, бледные глаза потемнели. Алей понял: пусть он не выиграл, но сумел свести поединок к ничьей. Победа ушла из цепких лап туннелирующей сервис-программы.

Эн так и не ответил. С минуту он смотрел на Алея впрямую, и недоумение на его лице постепенно сменялось ожесточением и ненавистью. Алей не мог бы поручиться, но ему показалось, что на миг черты проксидемона исказила боль.

Монашек Аникей вскочил на ноги. Облик его исказился, как отражение в кривом зеркале или неспокойной воде; силуэт стал плоским, подёрнулся рябью… И хлопнул полог шатра: он исчез.

Алей не слышал, когда вернулся Летен Истин. Вымотанный до полного бессилия, он упал на шубу и уснул как убитый, едва остался в одиночестве.

Летен разбудил его утром, уже к концу завтрака, сунув под нос миску с кашей. Алей чуть не опрокинул её со сна. Он заморгал, поднимаясь. Боль ушла – то ли подействовали местные травки, то ли сама отболела… Летен смотрел на своего пленника с благодушной улыбкой. Свежая рубаха на князе светилась белизной, на кованом золотом поясе переливались каменья. Против воли в памяти Алея всплыли слова проксидемона, и он потупился.

– Просыпайся, – сказал Летен, – ордынец. В Москву повезу.

Алей сел, скрестив ноги, помотал головой и взялся за ложку. Ложка была точь-в-точь сувенирная, резная, и есть ею было странновато.

– Летен Истин, – спросил он, – а вы… насколько планируете здесь оставаться?

– Я планирую, что это ты мне скажешь, – и Летен добавил в ответ на удивлённый взгляд: – Теперь мы опять ищем Инея, так?

Алей смущённо отвёл глаза.

Он запутался.

Он не понимал уже не только происходящее, но и себя.

Кем бы ни был Летен Истин Воронов, но за всю жизнь Алея никто не сделал для него больше. Он видел от Летена только добро, и Летен не собирался останавливаться… Да, началось с того, что Алей пообещал ему взлом Предела и не сумел выполнить обещание. Вроде бы Воронов помогал ему ради собственной будущей выгоды. Но сколько прошло времени – а он так ни разу и не напомнил Алею о его посулах. Летен не думал торопить его. Возьмись Алей предсказывать поведение Летена Воронова, бандита, убийцы и главаря убийц и бандитов, – предсказывать не через предельный поиск, а попросту, исходя из обывательского опыта, – так давно пора была Летену сказать что-то вроде: «Хватит шуток, Алей Обережь. Я достаточно вложился в эту цацку, и ты мне её добудешь». И тогда, пожалуй, Алей с холодным сердцем отдал бы ему фальшивую цепочку взлома, и промолчала бы его совесть, а если совсем честно – то Алей остался бы доволен собой: человек, по-настоящему спасший мир, избавивший его от очередного диктатора.

Но шло время, и мало-помалу решимость Алея таяла. Крепли сомнения в правильности такого поступка. Он узнал Летена ближе. Понял, отчего именно этому человеку достались высокая любовь-предназначение Поляны и простая, тёплая любовь Рябины. Он радовался за Поляну, но его собственный выбор становился всё тяжелей. Слишком ярким и страшным было видение военного переворота и культа личности, следующего за ним. Алей предпочёл бы сомневаться в своих способностях к визионерству. Насколько проще бы стало ему, окажись, что здесь он допустил ошибку! Но увы – он не был даже мастером предельного поиска. Он был лайфхакером. А лайфхакеры не ошибаются.

«Лайфхакеры не ошибаются, – подумал Алей, – но могут не до конца понимать свои цепочки. Я видел Нефритовую Электричку, но не понимал, что она такое и почему я её вижу. Я понял, что папа жив… и не понял этого. Не поверил и истолковал всё по-другому. Тоже правильно, кстати, истолковал. Каждое звено цепочки многозначно, и сами цепочки могут иметь множество смыслов». Тут же загорелась надежда, что он неверно истолковал видение грандиозного Летенова Предела; например, понял его буквально, в то время как было оно символическим. Алей ухватился за эту мысль, попытался продолжить цепочку…

…отец вышвырнул его в сверхпластичный ненастоящий мир, мир-лакмусовую бумажку. Эн привёл сюда Летена.

И Летен превратился в грозного государя.