Море – мой брат. Одинокий странник (сборник)

– Давай выпьем, но я не хочу петь Интернационал в баре – это оскорбительная пьяная выходка.

Билл чокнулся с Ником:

– Прошу прощения, за нас!

Во время этого долгого спора Уэсли без перерыва пил, в основном, похоже, сознательно желая напиться. Итингтон тем временем разговорился с кем-то в кабинке в глубине бара.

Пока Эверхарт и Мид дискутировали, мистер Мартин вернулся к Уэсли и снова тихо к нему обратился.

– Она только была – говорит, что сейчас зайдет, – сказал старик, с беспокойством взглянув на сына.

Они воззрились друг на друга с одинаковой неподвижной силой, которую Эверхарт впервые заметил у Уэсли, когда обменялся с ним долгими взглядами в баре на Бродвее.

Долгие секунды они смотрели, ничего не говоря. Затем Уэсли пожал плечами.

– Я здесь ни при чем, сынок, – проворчал мистер Мартин. – Она нашла меня и сказала позвать ее, если ты придешь. Она два месяца ждет тебя в этой гостинице. Я ни при чем.

Уэсли наполнил свой стакан:

– Знаю, что ни при чем.

Старик пристально посмотрел на сына и потер стойку полотенцем. Еще не было половины одиннадцатого, в бар набилась немалая толпа, и официантка без передышки разносила напитки по кабинкам.

– Ну, вреда не будет, – добавил мистер Мартин. – Мне надо кое-то сделать.

Он важно вернулся к работе. К этому времени пришел молодой помощник бармена и теперь яростно метался между бутылками и шейкером, стаканами и пивным краном, а заказы множились. У мистера Мартина, хоть он и двигался медленно, получалось смешивать больше напитков и наливать больше пива, и это еще сильнее подстегивало измученного молодого помощника. Музыка из патефона-автомата играла без остановки, сетчатая дверь хлопала раз за разом, когда клиенты заходили и выходили. Воздух был спертым и липким, хотя вентиляторы на потолке и гоняли повсюду пивной ветерок.

Уэсли в сердитом молчании наполнил стаканы Билла и Ника, а те с энтузиазмом погрузились в обсуждение русских и французских фильмов. Он повернулся к своему стакану и быстро его осушил; скотч обжег горло и обосновался в желудке, тепло распространяя свое крепкое таинство.

Она придет! Он увидит ее снова после стольких лет… Эдна. Его женушка…

Уэсли поджег сигарету и глубоко вдохнул горький дым: в легких мягко заныло, резкий запах обжег нос, когда дым выскользнул из ноздрей двумя тонкими струями. Он со злобой уничтожил сигарету.

Чего ей надо? Она что, недостаточно все испоганила? Маленькая дурочка, самая что ни на есть сумасшедшая, и он женился на ней десять лет назад, в семнадцать, главный простофиля города, женился на очередной глупой дочке летнего туриста, которая сбежала по пьяни.

Что ж, тем не менее они неплохо устроились… эта квартира на Джеймс-стрит с милой маленькой кухонькой. А старик поднял ему жалованье в гараже до тридцати баксов – хорошая работа, дома ждет прелестная жена. Состоятельные родители сочли ее чокнутой и плюнули, однако посылали ей чек каждый месяц, а с ним записки – мол, они надеются, что она не живет в грязи и нищете!

Грязь и нищета! Даже несмотря на то, что ему было семнадцать и он только что закончил школу, у него хватало ума хорошо заботиться о молодой жене. Не его вина, что все пошло не так: Эдна в шестнадцать была дикой штучкой. В ту ночь в гараже, когда ему позвонили из больницы и сказали, что его жена серьезно пострадала в автомобильной аварии у границы Нью-Йорка и Вермонта… он, что ли, виноват, если она ходила по пьяным вечеринкам в компании школьников, пока он работал до седьмого пота в гараже у Чарли? Покалечилась в аварии на пятом месяце. И венец всего!.. родные забрали ее в шикарную больницу в Нью-Йорке, а этот старый сукин сын, ее дядя, явился в дом и устроил скандал. Чарли вытолкал его за дверь и посоветовал идти лесом.

Уэсли ласково посмотрел на отца – тот тряс шейкером и разговаривал с клиентами. Чарли Мартин – лучший папаша на свете. Вытолкал дядю Эдны, этого сукина сына, за дверь и послал лесом, пока мама ревела, а сам Уэсли сидел в большом кресле, сокрушенный и потрясенный аварией, ложными обвинениями, всем. Это Чарли помог ему справиться…

Десять лет. Он проработал еще несколько недель в гараже, ползая в трансе, пока из нью-йоркской больницы не пошли первые письма Эдны. Она поправится, и они начнут все сначала. Она до сих пор любит его, скучает, почему он ее не навещает? Ну конечно! – ее богатой родне это пришлось бы по вкусу. Ну конечно! – она так его любила, что болталась со школьниками, пока он ночами работал в гараже.