Море, море

Постепенно ко мне подкрадывалось давнишнее знакомое ощущение, которое я, как ни странно, успел почти забыть, – ощущение разочарования и беспомощности, словно я надеялся много получить от разговора с Джеймсом, а меня умышленно не пустили на этот праздник души; словно что-то очень важное, что я хотел ему сказать, свяло у меня внутри, потеряло смысл под лазерным лучом его ума. Образ мыслей Джеймса, его способность к абстрактному мышлению располагались в совсем иной плоскости, чем у меня, и порой мне казалось, что он забавляется, нарочно показывая мне, как невозможно между нами какое-либо общение. Но разумеется, тут не было никакого умысла, да и никакого праздника души, и моего кузена можно воспринять как нудного эксцентрического педанта, а его усталость и разочарованность – как весьма скучную материю. Ведь и у него были в жизни свои огорчения, и о самых серьезных из них я, конечно, никогда ничего не узнаю. А хотелось мне просто поболтать с Джеймсом по-дружески, но это не получалось, и, наверно, зря я воображал, что это вообще возможно. А ведь он – все, что осталось от моих родителей и от дяди Авеля и тети Эстеллы.

– Да, море, море, – продолжал Джеймс. – Ты знаешь, что по отцовской линии Платон произошел от Посейдона? У тебя там есть дельфины, тюлени?

– Тюлени, говорят, есть, я не видел.

Я опустил мою хрупкую пиалу на стол с такой силой, что тут же поднял ее снова – удостовериться, что она не треснула. Я впился руками в сиденье стула. Я только что сообразил, что испытанное мною в музее жуткое ощущение, от которого Джеймс исцелил меня своим зельем, было вовсе не похмелье, а запоздалый рецидив галлюцинаций, вызванных ЛСД. Нечто похожее на это ощущение внезапно овладело мною вместе с воспоминанием о разверстой пасти Тицианова морского змея.

– В чем дело, Чарльз? Что-то с тобой творится неладное. В галерее ты был сам не свой, я долго за тобой наблюдал. В чем дело? Ты болен?

– Помнишь ты, чтобы я когда-нибудь упоминал о девушке по имени Мэри Хартли Смит?

Уж конечно, я не собирался говорить с Джеймсом о Хартли. Я и не помышлял о таких признаниях. А тут меня точно загнали в угол или околдовали, и рассеять чары я мог, только произнеся вслух ее имя.

Джеймс, уже опять со скучающим видом, протянул:

– Нет, что-то не припоминаю.

Я-то знал, что ни разу ни словом не обмолвился ему о Хартли.

– Так кто же она?

– Она была первой девушкой, которую я полюбил, и по-настоящему я, кажется, не любил больше никого. Она тоже меня любила. Мы вместе учились в школе. Потом она вышла замуж за другого и исчезла. Я не переставал думать о ней и тосковать по ней, поэтому и не женился. Так вот, я опять ее встретил, она живет там, у моря, живет в соседней деревушке, с мужем, я ее видел, говорил с ней. Это уму непостижимо, и вся моя старая любовь жива, протянулась от самого начала моей жизни.

– Ну, это еще ничего, – сказал Джеймс. – Я уж думал, не заболеваешь ли ты гриппом, мне сейчас очень не хотелось бы его подхватить.

– Я познакомился с ее мужем, ничтожество, грубый, невежественный человечишко… но она… она так мне обрадовалась, она до сих пор меня любит… это знамение свыше, новое начало…

– А он все тот же?

– То есть как… ну да, да, все тот же.

– Дети у них есть?

– Сын, лет восемнадцати, приемный, но он сбежал, они не знают, где он, он исчез…

– Исчез, какое это, должно быть, для них горе.

– Да, но Хартли… конечно, она изменилась, а вместе с тем и не изменилась… понимаешь, какая это была удача – вот так снова встретить ее, это перст судьбы. У нее была такая несчастливая жизнь, можно подумать, что она молилась обо мне, и вот я явился.

– И теперь?..

– Теперь я ее вызволю и дам ей счастье на то время, что у нас еще осталось.

Да, это казалось совсем просто, и на меньшее я не намерен был соглашаться. Я откинулся на стуле.

– Чаю еще хочешь?

– Нет, спасибо. Я бы сейчас глотнул чего-нибудь. Сухого хереса.

Джеймс стал рыться в буфете. Он налил мне вина. Казалось, он не спешит высказаться по поводу моего потрясающего сообщения, словно уже забыл о нем. Он как ни в чем не бывало продолжал пить чай.

– Ну вот, – сказал я после паузы. – Обо мне хватит. Расскажи мне о себе, Джеймс, как тобой распорядилась армия, отбываешь в Гонконг или еще куда?

Я решил платить ему той же монетой.

– Я понимаю, – сказал Джеймс, – ты хочешь от меня что-то услышать, но я просто не знаю, что сказать. Я не знаю, что это значит. Такая неожиданная встреча со старой любовью… Не знаю, как к этому отнестись. Есть у меня разные соображения…

– Скажи какие.