Море остывших желаний

По дороге на шею пленнику повесили картонную табличку. Им сопутствовала удача: у отделения никого не было. Держава и Горбуша мгновенно перенесли к входу связанного, усадили рядом со ступеньками, прислонив спиной к стене, и запрыгнули в машину.

Минут через пять вышли два милиционера, закурили и разом повернули головы на мычание. Картина! Оба обступили связанного по рукам и ногам человека с кляпом во рту и табличкой на груди. Тот, что постарше, наклонился и прочел:

– «Убийца Гринько Андрея Тимофеевича»... – Он выпрямился, озадаченно почесал затылок. – Ну что, в отделение его?

– Да уж, теперь он наш, – согласился второй.

Пленника взяли за ноги и под мышки, внесли в отделение.

Склиф ничего не понял: звонок был, но только он поднес трубку к уху, связь прекратилась. Он делал вызов несколько раз, труба явно принимала сигнал, а Дьяк не отвечал. С минуту Склиф думал, затем заподозрил, что в соседнем дворе произошло нечто непредвиденное, открыл дверцу авто и бросил:

– Шурик, за мной.

Во двор проникли, прижимаясь к стенам и прячась по темным углам. Но здесь было тихо, как на кладбище.

– Иди к избушке, он там, – шепнул Склиф. – Я подстрахую тебя.

Вскоре из избушки Шурик крикнул:

– Нет здесь никого.

Подошедший Склиф с большим изумлением обнаружил, что ни в избушке, ни рядом с ней действительно никого нет. Он снова позвонил Дьяку, не получив ответа, сообразил:

– Это Бельмо. Он еще днем нас срисовал. Оставайся в избушке и не дыши.

– А Дьяк?

– Найдется.

Глава 9

Ксения отдраила две комнаты. Осталось навести порядок еще в одной и малюсенькой прихожей, но вчера не было сил закончить уборку. А сегодня с утра женщина решила сходить на разведку, узнать, кто поблизости живет и вообще где она находится. Взяв с собой Дунечку, Ксения миновала заросли бурьяна, вышла на улицу и не знала, в какую сторону идти. Выбрала дорогу направо. Она, истинно городская жительница, ни разу не бывавшая в подобных поселениях, искренно изумлялась: как здесь живут люди? Одно слово – запустение. Встретила старика, курившего возле двора на скамейке, поздоровалась, спросила, где речка.

– А иди, куда шла, дойдешь до рощи, сверни налево и прямо. Ты чья будешь?

– Я у Георгия Ивановича Бельмаса остановилась.

– У Бельмасов? – поразился он. – Так там же лет двадцать никто не живет.

Ксения выяснила, что хлеб и разные товары привозят на машине два раза в неделю, а раньше был магазин; что у бабы Моти можно купить молока, она корову держит; что самая молодая на хуторе – фельдшерица, ей пятьдесят три... Много чего полезного выяснила и пошла своей дорогой.

Речка оказалась узкая, но место для купания превосходное. Дуняша плескалась у берега, Ксения улеглась после купания загорать, и тут раздался звонок ее мобильного.

– Слава? – обрадовалась Ксения.

– Куда ты пропала? – Голос строгий, недовольный.

– Извини, Слава, я вынуждена была срочно уехать по делам.

– Ты заешь, что убили Гринько?

– Гринько? – У Ксении нехорошо екнуло сердце, затрепыхалось. Упоминание о Гринько внесло в светлое утро черные тучи. – Да, я знаю.

– Вчера были похороны, сам Шах явился с букетом роз, словно хоронили юную девушку.

– Иронизируешь?

– Немного. Мне непонятна дружба Гринько с Шахом. Полагаю, второй убрал первого, тем не менее проникновенную речь за поминальным столом произнес.

– Шах? Убрал Гринько? По-моему, ты заблуждаешься.

– А ты плохо знаешь Гринько. Он же подпольщик, исподтишка то там урывал, то сям. Наверняка Шаха тоже обставил, он же считал себя умней всех. Но теперь из-за этого умника нас, его знакомых, затаскают на допросы.

– Тебе нечего бояться, – успокоила Ксения собеседника. И вздохнула: а ей есть чего.

– Оно-то так, но неприятно. Ладно, пока. Буду звонить.

– Целую.