Море серебряного света

А что если! Ксаббу не впереди меня, внезапно подумала она. Что если он потерялся в серости, в конце концов у него и Сэм нет зажигалки, как у меня. Тогда я должна остановиться и немного подождать их. Но что, если они впереди? Она подумала о том, что стоит оставить знак из палок или стеклянно-чистых тростников, росших вдоль берега реки, но, с другой стороны, те, кто может быть идут за ней, все равно не обратят внимание на любую конструкцию, сделанную из этих материалов — это все равно, что пытаться увидеть тающий лед в стакане воды. Она должна подождать, пока вещи вокруг станут более материальными. Вот тогда она сможет написать палками что-нибудь в таком роде — Помогите! Я Пленник Моего Собственного Разочарования. Или, быть может, Разыскивается, Больше Реальности.

Она уселась на то, что было — или однажды будет — стволом дерева, давая Клементу возможность догнать ее. Призрачные деревья колыхались вокруг нее под неощущаемым ветром, совершенно бесшумно, даже листья не шуршали, касаясь друг друга.

Прошло примерно четверть часа, Клемент так и не появился.

Недовольно ворча, Рени поднялась на высоких пригорок и оглядела скругленную землю, которую только что пересекла. Ничего, не малейшего следа, а ведь спрятаться в сером пространстве совершенно невозможно. Она грубо выругалась — не потому что боялась за него или ей не хватало его общества, но потому что чувствовала себя ответственной за него и еще потому, что разрешила беззаботности завладеть собой. Подождав достаточно долго на вершине, она спустилась вниз и отправилась к тем самым деревьям, где сидела и ждала его.

Я должна отметить место, решила она. Даже если я не пойду искать его, я должна дать знать! Ксаббу и остальным, что была здесь. Но оставалась задача, как это сделать. Думая, она рассеянно теребила скудную одежду, надетую на себя — чем более реальным казался ландшафт, тем более раздетой она себя чувствовала — и внезапно поняла, как ей объявить друзьям о себе.

Завязав клочок бледной материи на тонком суке, далеко торчавшем из гущи тенистых соседей, она подумала, что если бы она должна была сделать это еще несколько раз, то очень скоро осталась бы голой, и тут что-то задвигалось в ветвях прямо у нее над головой. Удивленная, она отпрыгнула назад.

Это оказалась птица… или, по меньшей мере, что-то похожее на птицу, меньше ее сжатого кулака. Похоже, она была немного более реальной, чем окружающий ландшафт, несмотря на крошечное тело и убегающие цвета, похожие на отражения в разбитом стекле. Рени с удивлением глядела, как птица допрыгала до конца ветви, а потом наклонила голову — намек на глаза, расплывчатое пятно на месте клюва. На мгновение такие знакомые движения заставили ее почувствовать, что вещи могут иметь смысл, но затем птица опустила голову пониже и сказала: — Даже не думай.

Рени вдохнула и отступила на несколько шагов. В этом безумном месте возможно все, сказала она себе, поэтому ничего не должно ее удивлять. — Ты что-то сказала? — спросила она.

Птица подпрыгнула на ветке и пискнула. — Даже не думай, что я когда-нибудь. — Мгновением позже она прыгнула в воздух, превратилась в крошечную вспышку радужного света, и улетела за реку.

У Рени оставалось мгновение на то, чтобы решиться. Она посмотрела на клочок белой ткани, качавшийся на ветке, потом на долину, стеклянный мир, замерший в вечном сумраке, и побежала догонять птицу, к тому времени превратившуюся в пятнышко в изменчивом небе.

Рени нашла мелкое место и перебралась через реку. Добравшись до дальнего берега она обнаружила, свет слегка изменился. Окрестности внезапно стали совершенно твердыми, как если бы она пересекла невидимый барьер, который держал реальность и не давал ей убежать, но это оказалось самым маленьким из всех изменений. Новый мир был настолько странным и интересным, что ей едва удавалось не упускать из вида резво машущую крыльями птицу.

Скругленные холмы и луга сменились складками и пиками, как будто какой-то могучий сдвиг толкнул поверхность земли, оставив за собой гигантские морщины. Земля была тяжелой и каменистой, из растительности остались искривленные ветром сосны и завернутый в туман колючий кустарник. Разросшийся солнечный свет не мог пробиться через плотно переплетшиеся ветви, так что хотя мир стал намного тверже, красок в нем не прибавилось.