Она ничего не ответила, пытаясь понять, почему мистер Селларс казался не таким как всегда — под его обычной улыбкой таилось что-то темное, тихое и очень усталое.
— Эй, я говорю с тобой, дурочка!
— Я знаю, — ответила она. — Я думаю. Поговори сам с собой.
Он опять позвал ее, но она предпочла не услышать. Она знала, что если бы мама не была здесь, рассовывая пакеты и коробки по всему фургону, он, скорее всего, стал бы драться и щипаться. Но ей было все равно, даже если бы он начал. Мистер Селларс был очень опечален. Случилось что-то плохое — что-то очень плохое, хуже тех самых худших вещей, которых она боялась до того, как родители раскрыли ее.
— Хорошо, хорошо, просто скажи мне, о чем ты думаешь, ну?
Она взглянула на него, удивленная тоном его голоса. Мальчишка не выглядел злым, насколько она могла видеть.
— Мистер Селларс. Я думаю о мистере Селларсе, — сказала она.
— Он странный
— Он испуган.
— Ага. Я тоже.
Какое-то мгновение она не понимала, что услышала. Ей пришлось повернуться и посмотреть на него, чтобы увериться, что это тот самый мальчишка без переднего зуба с лицом взрослого. — Испуган,
Он уставился на нее так, как если бы ждал, что она засмеется над ним. — Ну, я же не дурак. Я слышал кое-что из того, о чем они говорили. Один военный хотел их убить, всех. Это все связано, сечешь?
Несколько дней назад Кристабель заплясала бы от радости при одной мысли о том, что мальчишка убежит. Но теперь ей стало только еще более одиноко и страшно.
Происходит что-то очень, очень плохое, но Кристабель никак не могла понять, что именно.
ДЛИННЫЙ Джозеф, вооружившись огромным пожарным топором, крался по коридору, очевидно решив, что таким образом он подражает военным уловкам своих войнолюбивых предков, зулусов. Джереми Дако не нашел для себя ничего лучше, чем ножка стола, та самая, которой он едва не размозжил головы Джозефу и Дель Рею. Тем не менее трудно было себе вообразить, что ему вообще представится возможность пустить ее в ход.
Джереми вообще не хотел брать с собой Джозефа, но оказалось совершенно невозможно убедить старика остаться рядом с оборудованием и неподвижными Рени и! Ксаббу. Кроме того самому Джереми было бы тяжело тащить на себе Дель Рея, единственный разумный довод. К чести Джозефа Сулавейо, на этот раз он держал рот на замке.
На пересечении коридоров Джозеф остановился и театральным жестом приложил пальцы левой руки ко рту; другой рукой он указал на правый коридор. Полная глупость — Джереми абсолютно точно знал, где находятся они и где лежит Дель Рей — и тем не менее только теперь Джереми полностью осознал грозящую им опасность.
Он знал, что если остановится и подумает об этом еще немного, то ноги откажутся идти дальше, но, тем не менее, в нем бушевало пламя гнева. Джереми коснулся рукой груди Джозефа и, посмотрев на него самым решительным взглядом, который только смог изобразить, скользнул в коридор. Там он встал на четвереньки и пополз вперед, пока не увидел ног Дель Рея, одна в носке, туфля валялась в метре от нее. Джереми почувствовал, как его затошнило.
Уверенный, что в любой момент кто-нибудь может выйти из теней — и еще хуже, этот "кто-то" может просто пристрелить его — Джереми пополз к Дель Рею… или, по меньшей мере, к его ногам.
Он прополз несколько метров по ковру, настолько старому и потрепанному, что чувствовал животом холодный бетон под собой, и наконец очутился совсем рядом с необутой ногой Дель Рея. На ощупь она была теплой и живой, но это ничего не значило — выстрелы прозвучали несколько минут назад. Испуганный до невозможности, Джереми закрыл глаза и дал своей руке пропутешествовать вдоль ноги Дель Рея, и, с огромным облегчением, почувствовал материю его рубашки, его руку, плечо и загривок. По меньшей мере он из одного куска.
Джереми поднял руку, чтобы подозвать к себе Джозефа, когда кто-то прошипел ему в ухо. — Куда они подстрелили его? В живот? Между глаз?
Сердце Джереми подпрыгнуло до рта; когда оно вернулось обратно, он повернулся и зло посмотрел на Джозефа: — Заткнись! Мы заберем его отсюда.