Море серебряного света

— Я… я не понимаю, о чем вы говорите. — Пол покачал головой, его храбрость начала испаряться. Он чувствовал, что они должны знать о тайной встрече — но больше он не позволит поставить себя в такое положении. Вот это и есть его тенденция — с ним всегда происходит всякая чертовщина! Но если бы они узнали хотя бы кусочек того, что произошло на самом деле — стали бы они звонить Найлзу? Нет, сделали ли бы что-нибудь по-настоящему драконовское…

Пол постарался отыскать сбежавшее возмущение. Ведь он действительно ни в чем не виноват, верно? — Черт побери, это моя работа. И она еще ребенок.

Финни кисло улыбнулся. — Ей пятнадцать лет, Джонас. Совсем не ребенок, в любом смыслеэтого слова.

— В юридическом. В профессиональном. Боже мой, поскольку это касается меня, в моем смысле.

— Не говорите нам о детях, Джонас, — с тяжелой усмешкой сказал Мадд. — О детях мы знаем все.

— На чем строятся ваши предположения? — спросил Пол. — Неужели Ава что-то сказала вам? Она — совсем юная девушка, замкнутая в доме, как какая-нибудь сказочная принцесса. У нее… ну, слегка необычное воображение. Но я никогда…

— Нет, вы нет, — сказал Финни, обрывая его. — Вы определеннонет. Иначе мы бы узнали. И вы бы провели остаток жизни, сожалея о своем поступке. — Он наклонился вперед, и даже положил бледные пальцы на руку Пола, как будто собирался сказать ему важную тайну. — Остаток вашей очень короткой жизни.

— Короткой, но веселой! — сказал Мадд и залился смехом.

Очень странно, но когда дверь офиса закрылась за Полом, Финни присоединился к смеху. Ужасный звук!

Дверь на верхнем этаже открылась, и лифт омыл запах гардений. Мгновением позже, едва он успел сделать несколько шагов в холл, навстречу вылетела Ава и так крепко обняла его, что Полу потребовалось несколько секунд, чтобы освободиться.

— О, дорогой. — Блеск ее чудесных глаз прятал притаившиеся слезы. — Они знают о нас?

— Господи Иисусе, Ава. — Пол быстро повел ее в сад. — Ты сошла с ума? — прошептал он. — Никогда так не делай.

Мелодраматическая печаль на ее лице сменилась каким-то другим, бесконечно более тонким выражением, и было бесконечно больнее смотреть на нее. Она промчалась мимо него и исчезла среди деревьев, которые занимали большую часть верхушки башни. Белые и желтые птицы, как праздничный салют, взмыли в воздух, потревоженные ее безудержным бегом…