Море согласия

Развесистые купы орешника и грабовых деревьев целиком заслоняли изумрудно-зеленый, украшенный керамикой, дом Гамза-хана! Выстроен он был еще во время царствования Надир-шаха, когда великий завоеватель, утопая в славе воинских подвигов и богатстве, сооружал себе руками европейских мастеров в Ашрафском дворце Шаха Аббаса замок «Сорок колонн». Тогда же по заказу деда Гамза-хана заморские зодчие, мастерски сочетая персидский и венецианский стили, воздвигли в Ноукенте этот красивый ханский чертог.

Уже тогда владетельный предок Гамза-хана питал слабость к европейским красотам. С годами эта слабость переросла в болезнь и ею «отравились» сиятельные потомки. Отец Гамза-хана, а впоследствии и сам Гамза-хан, с фанатическим усердием европеизировали свое летнее гнездовье. В нем стояла французская и английская мебель: шкафы, диваны, оттоманки; окна были занавешены тяжелым светло-голубым бархатом. И только на полах красовались персидские и туркменские ковры...

Дух Европы коснулся и домочадцев Гамза-хана. Почти каждый год жена его, Ширин-Тадж-ханум, светская женщина, выезжала с мужем в Тегеран, была знакома с английскими дипломатами и офицерами. Там, в пышном свете, она вовсе не пользовалась чадрой. И только здесь, в поместной деревеньке, приличия ради, не открывала свое лицо перед непросвещенной чернью...

Всадники остановились у ворот поместья хана. Двое остались сидеть в седлах, а Мир-Садык спешился и, поздоровавшись с привратником, прошел во двор. Над головой гостя буйно зашелестела листва. Он поднял голову и огляделся, затем неспеша направился по аллейке к дому. Посреди двора, он увидел хауз, сверкавший родниковой водой. На мраморном парапете хауза сидела девушка лет четырнадцати — дочь Гамза-хана, Лейла. Подойдя, Мир-Садык поклонился ей и, оглядывая широкий айван и балкон над ним, спросил, можно ли увидеть госпожу. Девушка испуганно стрельнула в воина большими черными глазами и быстро скрылась в доме. Мир-Садык, задохнувшись от красоты Девушки, тронул согнутым пальцем усы. Лицо у нее было чистое, губы алые, как лепестки розы, а глаза глубокие, нежные. Он опомнился, когда услышал голос слуги:

— Пройдите сюда, господин!

Мир-Садык приблизился к дому и поднялся на айван, где с подружками сидела госпожа. Закрывшись чадрой, она некоторое время наблюдала за ним через сетчатую ткань.

Затем, осмелев, откинула чадру и спросила, что ему от нее нужно. Она была так же красива, как и ее дочь, только старше. Можно было предположить, что и Лейла будет точно такой, когдп станет взрослой. Мир-Садык залюбовался прелестным лицом и обворожительной улыбкой. Сильно покраснев, потому что в мозгу его шевельнулась вожделенная мысль, он сказал госпоже:

— Простите, уважаемая Ширин-ханум, если нарушил ваш покой...

— Нет, нет, что вы... Я очень рада, что вы пришли, Мир-Садык. Тут ведь так скучно... Посидите с нами, расскажите, что нового в мире.

— Ах, Ширин-ханум, — ответил Мир-Садык, — я бы ни на секунду не задумался и принял ваше приглашение, если 6 не ждали меня у ворот двое молодцов. Мы ведь собрались на охоту. Приехал мой старший брат, Абуталиб, в честь его мы решили поохотиться немного. Сейчас он на берегу ждет меня...

— Ну, так что же вы хотите, Мир-Садык? Скажите, и я все сделаю для вас.— Госпожа улыбнулась.

— Ханум... — Мир-Садык почтительно склонил голову и приложил руку к сердцу. — Мне нужны лошади для гостей. Если ханум не возразит, я возьму этих коней у селян и после охоты верну им...

— Ах, Мир-Садык, вы так вежливы и воспитаны, — сказала госпожа. — Ну, конечно, я разрешаю вам взять коней. Право, другой на вашем месте и не спрашивал бы об этом Когда приедете с охоты, то обязательно зайдите к нам, Мир-Садык. Мне очень интересно будет взглянуть на вашу добычу...

Мир-Садык поблагодарил Ширин-Тадж-ханум и поспешил за ворота, где его поджидали всадники.

Будь госпожа Ширин-Тадж-ханум поопытнее в хозяйских делах, она бы поняла, что значит взять у селян лошадей. Прямо от ворот всадники направились к дому садовода, и Мир-Садык, вызвав хозяина, потребовал у него коня. Старик взмолился, упал на колени: ведь у него одна-един-ственная лошадь. Тогда Мир-Садык пригрозил, что если Баба-чакэр будет противиться, то при осеннем сборе налогов Мир-Садык припомнит это.

— Ох, люди... Ой, горе мне,— стонал садовод, но коня все-таки вывел.

Не слушая его, Мир-Садык со своими людьми направился ко двору гончара Фарика...

Не прошло и часа, как трое «охотников» скакали той же самой дорогой к берегу. Каждый вел в поводу по две лошади...

У берега шла оживленная торговля. Народу собралось не меньше, чем на астрабадском базаре. За покупками съехались крестьяне и ремесленники всех ближних деревень. В ход пошла не только мука, но и топоры, лопаты, гвозди, конская сбруя и всякая домашняя утварь. А от брига все плыли и плыли лодки с хлебом и товарами.

Громадная толпа персиян привлекла внимание туркмен, привезших в киржимах нефть. Они остановились у речки Кара-су, но теперь перебрались поближе к купеческому бригу и ждали покупателей в полуфарсахе от берега.