Море света

Сев, тянусь к чемодану рядом с кроватью за его пижамой.

— Математика — это намного больше, чем считать до десяти, дружище.

Он берет пижаму с моих рук, смотрит на нее, а затем хмурит брови.

— Есть числа больше десяти?

Я снова смеюсь.

— Существует бесконечное множество чисел. Им нет предела.

Его глаза округляются.

— Как море?

— Как море. Они бесконечны.

Атлас все еще верит, что, когда вы находитесь в воде, оно будет продолжаться, до тех пор, пока вы не вернетесь в порт. Я говорил ему, что это не так, но мне также нравится, что он верит, что море бесконечно.

В конце концов, я укладываю его спать, читая «Старик и море». Я читал ему эту книгу так много раз, что страницы порваны, смяты и запачканы. Он всегда носит ее с собой. Не одеяло или плюшевого медвежонка, а книгу. Это единственное, что Афина смогла ему оставить.

Я думаю о книге и ее значении. Хотя это простая история, она имеет глубокий смысл. Глубже, чем в состоянии осмыслить пятилетний ребенок, но он это делает. Он понимает гордость, упорство и мечту этого человека, движущей силой которого выступает борьба.

Я на самом деле не хочу снова покидать Атласа, но я знаю, что быть на воде, вдали от реальности, — это именно то, что мне нужно. Я не могу объяснить, виной всему привязанность или связь — хотя с этим можно поспорить, — потому что причина есть. Я просто не хочу, чтобы так было. Хотел бы я сказать, что ухожу, но я никогда не умел сопротивляться. Я импульсивен по натуре, и сдержанность не является моей сильной стороной.

В результате я потерял больше, нежели получил.

ГЛАВА 11

Дрейф судна — смещение судна с линии курса под влиянием ветра.

Я просыпаюсь, потому что меня знобит. И, к сожалению, душит кашель. Медленно открываю глаза, подушечками пальцев скользя по опухшей коже. Прижимаю руку к груди и чувствую биение сердца. Хотя оно не мое, полагаю, хорошо, что оно все еще бьется.

Как и большинство людей, получивших донорские органы, я часто думаю о человеке, который умер, чтобы я могла жить. Была ли у него семья, дети… Не знаю. Я никогда не интересовалась. Нужно было ждать год, чтобы узнать какие-либо сведения о доноре, общую информацию, такую, как его возраст, пол и страна проживания. На этом все. Обе стороны должны иметь желание общаться, и процедура начинается с письма семье донора. До сих пор я не отправила ни одного письма и ни одного не получила, в ноябре будет шесть лет с момента операции. Думаю, я этого боюсь. Я не хочу знать, как страдает семья из-за того, что я живу, а их любимого человека больше нет.

И, возможно, они чувствуют то же самое. Может быть, они не хотят со мной знакомиться. Возможно, для них это будет слишком больно.

Тем не менее, я прекрасно помню тот день, когда позвонили и сказали, что у меня будет сердце, и то невыносимое чувство, которое последовало за мыслью, что чья-то жизнь заканчивается.

Помню, как лежала в больнице на кровати между Эйвом и Пресли. Я думала о том человеке, который скоро умрет, а может быть, уже умер. Представляла, как возле него сидит его семья, как сейчас моя. В тот же день, когда я праздновала, они слушали затихающее биение сердца и ждали смерть, которую боялись.

Мы так похожи, но в то же время совершенно разные. Я должна была радоваться, но вместо этого меня поразило чувство вины. Я здесь, а того человека нет. Это все, о чем я могла думать.

Помню, как в ночь перед трансплантацией сказала Эйву:

— Я могу умереть на операционном столе.

Он поцеловал меня в лоб.

— Нет, ты не умрешь.

— Это операция на открытом сердце, Эйв. Это может произойти.

Брат сжал мою руку, пытаясь нежностью в голосе сгладить серьезность своих слов:

— Ты уже через многое прошла, переживешь и это.

Я не знала, правда ли это. Но понимала, что врачи вскроют мою грудную клетку, вынут мое сердце, вложат в меня чужое, и я буду жить с украденным органом, навсегда оставаясь вором.

Вором?

Знаю, вам кажется, что я преувеличиваю, но иногда я чувствую себя именно так.

Встав с постели, принимаю свои таблетки, все десять штук, которые, как я боюсь, вызывают больше побочных эффектов, нежели выполняют ту функцию, для которой они предназначены. Несмотря на свое состояние, невольно думаю о Линкольне. Ощущаю легкую боль между ног, вспоминаю его привлекательное лицо, не могу выкинуть его из головы. Мои щеки пылают, а уголки губ приподнимаются в улыбке.

«Ты не можешь заполнить пустоту в душе мужчинами», — эту фразу сказал мне Эйв сегодня утром. Технически это можно сделать, но я не стала углубляться в эту тему со старшим братом. Понимаю, почему он беспокоится. Я ушла от женатого мужчины и переспала с рыбаком, который, наверное, сказал мне всего пять предложений.

Я все знаю.

Мужчины не заполнят твою пустоту.

Мужчины не сделают тебя счастливой.

Секс — не выход.