Море Троллей

— Это женская работа! — завопила она.

— Ничего зазооорного в ней нет. Хочешь не хочешь, а ты — одна из нас.

Все голоса разом смолкли. В зале воцарилось молчание; лишь потрескивание огня в очаге нарушало тягостную тишину.

— Подбери тарелку! — внезапно рявкнул Олаф, да так, что собравшиеся подскочили как ужаленные.

— Я не такая, как они! Я — воительница! — бушевала Торгиль.

— Ты — сирота, живущая моими милостями. Если бы кто-нибудь из моих воинов повел себя так, как ты, я бы ткнул его носом в тот кавардак, что ты только что сотворила. А теперь пошевеливайся!

Торгиль, опрокинув стул, бросилась к двери. Никто даже не попытался остановить ее. Хейди лишь покачала головой и нагнулась подобрать с пола разлившееся варево.

Джек же откинулся назад; сердце его бешено колотилось в груди. К горлу подкатила тошнота. Мальчик сидел ближе всех к Олафу, так что от великаньего рева у него до сих пор звенело в ушах. Но что еще хуже, ярость и боль Торгиль обрушились на него тяжким ударом. Он сам не мог понять почему.

Его учили служить жизненной силе. Когда в мыслях его царил покой, Джек ощущал ее токи в воздухе и в земле. И между Руной и Хейди тоже, что, впрочем, было неудивительно. Ведь Хейди — ведунья, а Руна — скальд. Кроме того, оба пришлись Джеку по душе.

А вот Торгиль он ненавидел лютой ненавистью. Она — злобная и мстительная грубиянка. Она наслаждается смертью. В характере ее нет ровным счетом ничего привлекательного, и все же… Джек никак не мог забыть, как девочка шла по улице одна-одинешенька, и никто даже не сказал ей: «Здравствуй». Олаф назвал ее сиротой… значит, семьи у нее нет. Джек искоса глянул на Руну: тот как ни в чем не бывало макал хлеб в подливку.

— И куда она теперь пойдет? — спросил Джек.

— Торгиль-то? Да в бане заночует… Похоже, старый воин на этот счет нисколечко не волновался. — А ежели луна выйдет, так она на холм поднимется, прибьется к королевским псам..

— К своим братьям и сестрам, — добавил один из сыновей Олафа, коренастый парнишка, у которого только-только начали пробиваться усы. Уголки его глаз самую малость загибались кверху; Джек понял, что мать его — Хейди. — Только псы ее и терпят.

— Довольно, Скакки, — одернул сына Олаф. — Она же не виновата, что то и дело впадает в буйство. Это у нее от отца, а, Одину ведомо, лучшего берсерка на свет еще не рождалось.

Все загомонили в знак согласия.

— А королевские псы — это такие здоровые, серые? — спросил Джек.

— Вижу, ты с ними уже познакомился… — усмехнулся Олаф.

Оставалось лишь удивляться тому, с какой легкостью великан перешел от бешенства к добродушной приветливости. Однако кто-кто, а Джек-то отлично знал, что и в ярость он впадает с той же легкостью.

— Да, было дело: они набежали на нас с Люси — но тронуть не тронули.

— Детей они не обижают, — объяснил Скакки. — Вон, положи Хильду к ним в миску, — он ткнул пальцем в сторону довольно-таки раскормленного младенца, что шумно сосал Лоттину грудь, — так они и не рыкнут.

— Но вот стоит им увидеть волка… — задумчиво протянул Олаф. — Тут уж их сам Тор не удержит.

— Рассказал бы ты ему всю историю как есть, — промолвила Лотти, отрывая Хильду от груди. Девочка недовольно заверещала.

Олаф откинулся назад; кресло его угрожающе скрипнуло.

— Отец Торгиль был величайшим из берсерков, — начал он. — Звали его Торгрим. Он всегда первым рвался в битву, — а покидал поле боя последним. К шестнадцати годам он уже обзавелся ожерельем из тролльих зубов. Однако главной его бедой была его же боевая ярость. Когда он впадал в буйство, то не видел и не слышал ничего вокруг.

— И тогда уж ему удержу не было, — подхватил Скакки. — Даже я это помню.

— Настоящей женой он так и не обзавелся — ни одна девушка за него бы не пошла, — рассказывал Олаф. — Но у него была рабыня. Из саксов. Не помню, как ее звали.

— Ее звали Аллисон, бестолковщина ты мой, — подсказала Хейди. — Конечно, куда тебе запомнить имя женщины!

— Как бы то ни было, эта Аллисон родила ему сына по имени Торир. Что с ним сталось, я тебе уже рассказывал.

— Да, — кивнул Джек, вспоминая повесть о кошмарном убийстве.

— После этого Аллисон сделалась сама не своя. Ничего вокруг словно не замечала. Когда у нее родилась девочка, она произнесла одно-единственное слово: «Джилл». Так она назвала ребенка.

— Вот только называть ребенка она не имела права, она же рабыней была, — уточнил Скакки.

— Повитуха отнесла младенца к Торгриму, но Торгрим от него отказался.

— Отказался?! — воскликнул Джек.

Неслыханное дело! Любой ребенок, даже самый уродливый, послан Господом. Как же его не любить?!

— Отец был в своем праве, — сурово возразил Олаф, обводя взглядом своих многочисленных отпрысков.

Ясно было, что уж он-то в жизни от ребенка не откажется. Смышленые детишки ну ни капельки не беспокоились на этот счет.

— Торгрим хотел мальчика, — прошелестел Руна. Все разом смолкли, предоставляя ему слово. — Он хотел мальчика взамен погибшего Торира, а когда младенец оказался девочкой, он приказал отнести дитя в лес.

Джек потрясенно молчал, не в силах вымолвить ни слова.