Море цвета крыла зимородка

– …и огромными расходами на благотворительность, к которой Сент-Ги поощряет мадам и себя самого во имя своих «обязательств» перед Мориньи? Уверяю вас – эти обязательства чистая фикция. Веками поколения Сент-Ги щедро раздавали милостыню всем страждущим в округе – это стало традицией. Каждая хромая собака в пределах слышимости своего лая, а то и за пределами должна была получать помощь от Сент-Ги, в то время как сами они жили как простые крестьяне, довольствуясь в своем хозяйстве услугами экономки, уборщицы и садовника, – и все по вине своих бесчисленных протеже, – с издевкой закончила Флор.

Затем, тщательно водрузив на нос солнечные очки; она не спеша продефилировала к двери, явно ничуть не тревожась о тех семенах недоверия и беспокойства, которые посеяла в душе Розы.

Глава 4

Приглашение Флор не было новостью для Сильвии. По возвращении она сообщила Розе, что Блайс уже рассказал ей об этом и она приняла его. Роза ответила: «Я тоже», но умолчала о все возрастающем нежелании принимать что-либо из рук Флор Мичелет.

Можно ли быть такой мнительной? – вопрошала она себя. Что уж такого обидного сказала или сделала Флор? Внимание, оказываемое Блайсом ее сводной сестре, было настолько искренним и ненавязчивым, что даже Сильвия наверняка рассмеялась бы предположению, что он ведет двойную игру по отношению к ней и Розе. И Флор уж никак не могла знать, что Роза резко примет в штыки – да и чего ради? – намек на то, что она всего лишь еще один «объект» для благотворительности Сент-Ги.

Однако ее терзали сомнения. Она не могла и представить себя в роли жалкой получательницы подачек. Роза всего лишь хотела оказать услугу Сент-Ги… Флор, возможно, и не намеревалась сделать ей пакость, но заставить Розу взглянуть другими глазами на свои отношения с Блайсом и посеять сомнения насчет того, действительно ли ее работа у мадам – дело рук Сент-Ги, ей явно удалось.

Вся неделя, оставшаяся до званого вечера у Флор, оказалась удручающей. Во-первых, резко испортилась погода, дав Сильвии шанс вновь обрушиться с нападками на климат, который опять не оправдал их ожиданий насчет лазурного моря и вечно синего неба. Во-вторых, пришли первые счета на оплату, а торговля шла из рук вон плохо. В некоторые дни вся выручка составляла один или два франка, да и те от немногих посетителей, что являлись тогда, когда по настоянию Мари Дюран они отправлялись на прогулку с Блайсом, оставив прилавок на ее попечение.

Ибо Мари твердо взяла их под свое крылышко – за плату, остающуюся неизменной вне зависимости от количества отработанных часов. Мари продавала газеты, заботилась о собственной семье, часто присоединялась к дочери для сезонных работ на плантации пробки и еще ухитрялась найти свободное время, чтобы стирать, готовить и убираться для Розы с Сильвией.

Именно от нее сестры узнавали о слухах, ходящих в Мориньи, причем, как говорится, с пылу с жару. Но у Мари был незлой язык, от него не страдала ничья репутация. Ее преданность шато была всеобъемлющей: она любила Блайса без всяких оговорок, мадам Сент-Ги для нее была «сущий ангел», а сын мадам – «рыцарь без страха и упрека».

«Для полного счастья не хватает лишь одного, – провозглашала она, – женитьбы монсеньора. Когда это произойдет, все Мориньи будет ликовать, Возможно, им не придется долго этого ждать. К концу лета будет уже два года, как мадам Мичелет вдова, и она все еще свободна, несмотря на богатство и шарм. О да, – заключала обычно Мари с уверенным кивком. – Думаю, можно рассчитывать на то, что еще до зимы она переберется в шато, чтобы стать одной из нас». Другие слухи на сей счет в городке, однако, были менее благожелательными. Однажды, когда Роза наведалась в булочную, Флор как раз вышла, хлопнув дверью и заявив на прощание, что ноги ее больше не будет у Бриандов. Ответ мадам Брианд был не менее едким, и сеть возмущенных морщин на ее лбу никак не разглаживалась, пока она оделяла следующую покупательницу булочками и пышными тарталетками.

– Эта… – сплюнула мадам Брианд. – Да будь она даже президентом, и то не могла бы требовать лучшего обслуживания. Надо же: ноги ее здесь не будет! Да ради бога… и вообще, кто она такая? Да никто… если бы не ее денежки и прекрасная patisserie[8] в Сен-Тропезе. Она является сюда и имеет наглость требовать, чтобы Брианд бросил выпекать свой хлеб ради ее кондитерских выкрутасов по первой же команде! И подумать только, мадам Доре, что вскоре мы, возможно, заполучим ее в качестве нашей хозяйки шато! Нет никаких сомнений, что она хочет прибрать к рукам монсеньора. «Что желает женщина, того желает Бог», – говорим мы. Да только не в этом случае. Пусть первый муженек и оставил ей кучу денег, но Сент-Ги – куда более громкое имя, нежели Мичелет, да будет ей известно. Ах, мадемуазель… – Тут грозовые морщины мадам Брианд разгладились, а лицо просветлело при виде Розы.

Это было как раз в тот день, когда Роза, вернувшись в магазин, нашла Сильвию пристально рассматривающей посылочный ящик солидных размеров с наклейками каштанового цвета, на которых серебром значилось: «Букет».