Море живёт

Помещенный здесь рисунок изображает кормовую часть катера, очень долго простоявшего в порту, поэтому обрастания его днища такие пышные, раскидистые. Даст катер полный ход, начнет его подбрасывать и качать на волнах, зажурчит вдоль бортов, запенится вода и оборвутся, останутся в кормовой струе катера самые раскидистые и непрочные водоросли и животные.Но многие организмы — морские жолуди, колониальные и одиночные асцидии, мшанки — выдержат это испытание прочности их тел и их креплений. Они даже выиграют от того, что будут удалены на ходу теснившие их, разросшиеся, пока корабль стоял у стенки, соседи. Сорвут этих соседей вихри воды, тем более мощные, чем больше трение, чем пышнее обрастания.Морским жолудям, колониальным асцидиям, коротковетвистым коренастым колониям гидроидов или мшанок, а тем более мшанкам корковым совсем не страшен ход. Больше того, на ходу корабля в быстро проносящейся мимо воде больше кислорода, больше можно захватить пищевых частиц, а живущим у ватерлинии водорослям (если они тоже не из пышных, кудрявых, а скромные, корочкой) света больше на ходу, в открытом море, чем в гавани, у стенки.Впрочем, многим из этих крепышей тоже не везде приходится хорошо в дальнем плавании; иные и вовсе гибнут, либо сразу отваливаясь, либо оставаясь на днище в виде скелетов, домиков, панцырей. От таких остатков кораблю немногим легче, чем от живых, — все равно они трутся о воду. Только и пользы от их смерти, что они перестали расти, увеличиваться в размерах.Главная причина гибели этих выносливых организмов — пресная вода. Многие мировые порты расположены в устьях больших судоходных рек, в отлив вода там бывает совсем пресная или чуть-чуть соленая. Ленинград, Николаевск-на-Амуре, Архангельск, Лондон, Шанхай, Нью-Йорк — такие порты; количество названий устьевых портов легко довести до нескольких дюжин. Другая причина — это слишком высокая или, что чаще и резче действует, слишком низкая для определенных организмов температура. Когда корабль летом идет из Суэца в Одессу, то поселившиеся за время стоянки в этом порту на его днище тропические устрицы или морские жолуди еще могут выдержать то, что соленость в Черном море вдвое, а в Одесском порту и втрое ниже, чем в Суэце на Красном море. Но во время зимних переходов тропические обрастания никак не могут выдержать тридцатиградусной разницы температуры. В Суэце вода имеет зимой 30 градусов тепла, а в Одесском заливе — около нуля, в иные годы Одесский порт даже замерзает.Лед бывает и страшным врагом, и союзником морских обрастаний. Льды беспощадно обдирают обрастания с подводной части корабля, но так же исправно стирают с нее и необрастающую краску. Из льдов судно выходит незащищенным от обрастаний и «набирает» их обязательно, если попадет на стоянку в сколько-нибудь теплых водах.Вообще говоря, быстроходные корабли, снуя между портами всего мира, заносят из одних стран в другие растения и животных. Биогеографы, изучающие распространение н а земном шаре различных живых существ, все больше переходят к изучению того, как эти живые существа расселились по земному шару. Иначе говоря, приходится изучать, почему, каким способом, откуда именно проникли в самые разные углы нашей планеты различные живые существа, которые раньше, совсем недавно, еще там не жили. Большинство этих биогеографических головоломок порождено мореплаванием. Корабли завезли когда-то картофель в Европу, они же повседневно, во всех портах мира высаживают самых различных, незваных и, порою, очень неприятных пассажиров. Этими пассажирами бывают и насекомые умеренного пояса, привезенные нашим пароходом в Алжир с грузом советского леса, жуки Африки, попавшие вместе с корой пробкового дуба в Калининград; тропические змеи, огромные «александрийские» крысы — не такая уж редкость для грузчиков Владивостокского и даже Мурманского портов. Немало подобных пассажиров и на днищах кораблей. Далеко не все они могут прижиться, размножиться, даже просто выжить в одном поколении в новых местах, в чуждых водах. Но многие все-таки выживают и порою процветают на чужбине лучше, чем у себя на родине.Так, перед первой мировой войной немецкие пароходы возили в Шанхай паровозы для китайских железных дорог. Обратного, столь же тяжелого груза не было. Для того чтобы корабль сидел в воде достаточно глубоко, по свою грузовую ватерлинию, чтобы не слишком швыряли его океанские волны, немцы набирали в балластные цистерны мутножелтую воду могучей китайской реки Янцзы. Приходя к себе в Гамбург или в Бремен, капитаны давали приказание «откачать водяной балласт». Струились в воды немецкого порта воды китайской реки, а вместе с ними попадали туда из темноты и ржавчины цистерн живые существа. Среди них оказались маленькие, совсем молоденькие китайские крабы с мохнатыми клешнями. В Шанхае их всосали помпы в балластные цистерны немецких грузовозов еще в облике маленьких прозрачных большеглазых крабьих личинок-мегалоп. Пока пароходы плыли домой, мегалопы превратились в крошечных, успевших раза два перелинять, чуть-чуть подрасти, крабиков. Хорошо, что чуть-чуть, а то не проскочить бы крабикам при откачке через защитные решетки трубопроводов, погибнуть бы в цистернах пожизненными узниками, да и пищи бы подходящей им, подросшим, там не найти было. А таких крабов-узников при ремонте цистерн потом тоже находили. Десятилетие спустя немецкие зоологи обнаружили, что китайский краб поселился в европейских водах, а еще 10 — 15 лет спустя он стал там бедствием и помехой, чудовищно размножившись. Дело в том, что китайский краб живет в норах, которые он роет в речных берегах, питается, чем придется, но особенно любит готовый стол в виде попавшей в сети рыбы, да и наживку с крючка удочки охотно ворует. Вот и пошли беды. Стали обваливаться и размываться речные берега и земляные стенки различных водоотводных каналов для орошения, для местного судоходства. Стали жаловаться рыбаки: рыба объедена крабьими клешнями, сети изорваны запутавшимися в них крабами; в мотне невода множество крабов, в кулак величиной и твердостью; в фарш истолкли эти незваные гости весь улов рыбы.