Однажды утром сосед схватил его и посадил в кадушку, которую плотно накрыл дерюгой. Получился непроглядный мрак. Щенку, вероятно, показалось, что померк весь мир и ему никогда уже больше не видать белого света. Он жалобно заскулил, а потом в течение целых суток, голодный и объятый ужасом, не переставал завывать. На второй день, когда хозяин выручил его из мрачной неволи, он невероятно обрадовался. С этой поры ни один человек не мог подманить его к себе. Дальше оставалось внушить ему, чтобы он от чужих людей не брал пищу. Художник брал недоваренную кость, закладывал перочинным ножом под слой мяса большую дозу самой крепкой горчицы или уксусной эссенции. Такая кость доставалась Задору через чужого человека. Он набрасывался на нее и глодал ее с большим увлечением. Но какой ужас охватывал его, когда вместе с мясом попадала на язык горчица или эссенция. У щенка, вероятно, было такое ощущение, что его пасть наполнилась огнем, а чуткие собачьи ноздри разрываются на части. И еще хуже становилось, если он вдыхал струю свежего воздуха. Задор начинал метаться, как безумный, фыркая, чихая, мотал головой и нестерпимо взвизгивал, а из его коричневых глаз градом катились слезы. Ему в это время, очевидно, казалось, что наступает смертный час. У художника в таких случаях всегда заранее была приготовлена вода. Он брал щенка на руки, промывал ему пасть и, давая ему пить, журил покровительственным тоном:
— Ах, дуралей! Опять ты нарвался на неприятность.
Успокаиваясь, Задор в знак благодарности лизал хозяину руки.
После нескольких таких уроков он хорошо усвоил, что во всем мире нет у него другого более надежного друга, кроме хозяина. Этот человек делал для него только хорошее: и обласкает, и накормит, и выручит из беды, и облегчит страдания. Поэтому нельзя было не проникнуться беспредельной любовью к хозяину. Время шло. Задор рос, становился умнее. Он знал, что можно было гонять со двора чужих кошек, но со своим черным котом ему полагалось жить в мире, в добрососедских отношениях. И еще одно правило он усвоил: по утрам, пока хозяин не проснулся, нужно вести себя тихо. Молодой пес неподвижно лежал на полу, положив морду на передние лапы. Но стоило хозяину только открыть глаза, как он, не вставая, начинал бить пушистым хвостом по полу. Художник приветствовал его:
— С добрым утром, Задор!
Задор моментально вскакивал, поднимал передние лапы на кровать и, радостно повизгивая, целовал хозяина. Художник ласково трепал его по спине, а потом говорил:
— Ну, Задор, начнем одеваться. Подавай вещи.
Художник нарочно разбрасывал вещи по разным углам. Задор и в этом деле проявлял большую сообразительность: сначала подавал брюки, а потом — носки и ботинки.
Самое большое удовольствие он переживал, когда хозяин брал его с собою на рыбную ловлю. Хорошо было порезвиться по цветущим лугам, а еще лучше обследовать болота и озера. В них всегда найдется какая-нибудь водоплавающая дичь, к которой тянул его прирожденный инстинкт. Задор уже не боялся воды и свободно плавал. Иногда близко вырывалась из травы утка и, отлетев немного, падала. Он опрометью бросался за ней. Она опять еле поднималась и опять падала. Казалось, что ничего не стоит ее поймать. Но Задор не понимал, что утка обманывает его: своим кряканьем она предупреждает детей об опасности, а его отводит подальше от них. Потом она высоко взвивалась и исчезала вдали, оставляя его в дураках. Задор по своему характеру был смел и решителен, но по молодости он еще многого не знал в жизни. Однажды ему пришлось наткнуться на журавлиху. При ней были маленькие дети. Защищая их, она поднялась во весь рост, замахала огромными крыльями и с каким-то шипящим верещанием смело двинулась на щенка. Для него это было неожиданным чудовищем, угрожающим его жизни. Он взвизгнул и, подняв хвост, в ужасе метнулся к ногам хозяина. Художник погладил щенка и промолвил:
— Эх, трусишка! Птицы испугался.
Но Задор еще долго не мог успокоиться и все лаял в ту сторону, куда улетела журавлиха.
Наступил охотничий сезон. Басыгин забросил свои удочки и ходил только с ружьем. Задор, несмотря на свою молодость, уже помогал хозяину в охоте. Обладая хорошим чутьем, он разыскивал дичь, а убитую вытаскивал из воды и подавал своему благодетелю. Глубокой осенью началась охота за пушниной. Задор не разлучался со своим хозяином, часто оглашал лес лаем. Это означало, что он нашел какого-то зверька. По интонации собачьего голоса художник мог определить, в кого ему предстоит сделать выстрел, в белку, колонка или куницу. Иногда особым лаем Задор извещал хозяина, что попался глухарь. Охотник осторожно приближался на лай, а огромнейшая и очень осторожная птица, занятая собакой, не замечала, что к ней, держа ружье наготове, крадется человек. Раздавался выстрел, и она, ломая сучки, падала на землю. Для Задора было большой радостью схватить ее зубами и потрепать, пока она не перестанет биться, а потом поваляться на ней, проявляя свое торжество.