Мореход

Слабого никто не любит, а слабого торговца тем более. Господин Хондар отнес нас не только к категории слабых, но и глупых, а когда я отказал ему в продаже товара, который он изначально действительно хотел выкупить, то в кругу своих приближённых сказал:

— Этот караван за перевал выпускать нельзя. Тамошние дикари их перебьют, весь товар отберут задаром, и это ясно, как день.

— Оружие и доспехи у них тоже отличные, будет жалко, если пропадёт, — согласился его начальник охраны.

— Не пропадёт, — отрицательно мотнул головой господин Хондар, — Они отправляются завтра, а мы выйдем послезавтра, тем более, что наши десять арб из четырнадцати уже загружены. А ты, Арнос, возьмёшь десяток воинов, догонишь этого мелкого сопляка и сделаешь всё, как надо. Потом дождёшься нашего прибытия. С груза как обычно, ваша пятая часть, а на трофеи, что снимете с тел, я не претендую.

Нагонять тихую поступь тягловых волов им довелось двое суток. Заметили они нас издали ещё вчера вечером, а дождавшись полуночи, несколько километров вели лошадей в поводу. Затем, их связали, чтобы не разбежались и пешком приблизились к нашему лагерю.

— Решили вас пострелять с рассветом, когда будет хоть что‑то видно, — закончил он, — Вот и постреляли.

— Значит, ваш караван к вечеру будет здесь? — задал ему свой последний вопрос?

— Нет, завтра к полудню. Мы идём медленней, — ответил он и прикрыл глаза.

— Понятно, — сказал я, кивнул Лагосу и взял за руку Илану, — Пойдём отсюда.

За спиной послышался протяжный хриплый вздох, наш враг умер так, как мы ему обещали: быстро и без мучений.

В это время в лагере стоял адреналиновый шум. Личный состав собирал и увязывал трофеи, некоторые восторженно что‑то рассказывали, а другие спорили о том, кто из них точнее выстрелил. Но Лагос быстро навёл порядок, приказав готовить завтрак и собираться в путь. А через пятнадцать минут к лагерю пригнали вражеский табун. Все лошади оказались прекрасными скакунами, любая из них на рынке стоила не меньше девяти золотых, у нас таких вообще не было.

— Чересседельные сумки забиты пропитанием и кое–какими вещами, — доложил Ринос, — А в привязанных к седлу попонах скручены овчинные мешки и теплая одежда, короче, так как у нас.

— Отличные лошадки, но придётся их шугануть обратно, — с сожалением сказал дед Котяй.

— С какой радости, — возмутилась Илана, проявив хозяйственную жилку, — На нас напали и это наши законные трофеи!

— Всё оно так, госпожа, — к нам пришкандыбал и Лагос, — но присваивать их лошадей нельзя, и о том, что убили жителей Карта, через который будем возвращаться домой, лучше никому не рассказывать и свою правоту не доказывать. Уж поверьте, слово местного богатея Хондара будет во многом весомей нашего.

— Он нас всех хотел убить, понимаете это? И мы у них не первые! — Илана на стариков сверкнула глазами исподлобья, — Нельзя такое прощать! Надо сделать так, чтобы этот Хондар не говорил больше никогда, никому и ни о чем.

Умеет сказануть, когда захочет. В данном случае от слов и взгляда моей девочки дед Котяй непроизвольно отступил на шаг, а Лагос передёрнул плечами, словно от холода.

— Тогда придётся валить всех, — сказал он.

— Око за око, зуб за зуб, — решил прекратить дискуссию словами моего покойного папы, — Когда они узнают, что их десяток исчез бесследно, а мы живы и здоровы, то никогда нам этого не спустят, поэтому, либо мы их, либо они нас. Лучше всего подумай, Лагос, где организовать засаду.

— Сразу за перевалом, конечно, — ответил он.

— Так тому и быть, — подвёл итог и обратился к деду, — Котяй, ты в этом специалист, отбери из табуна двух лошадок, мне и Илане, а остальных распределите между воинами.

— Здесь их десять, значит, кому‑то одному не достанется, — дед приподнял шлем и почесал затылок.

— Не достанется пяти человекам, я ездовых тоже со счетов не сбрасываю, — не согласился с ним, — и в бою они себя проявили прекрасно.

От моих слов дед удовлетворённо крякнул, а Лагос махнул рукой:

— Да пускай их всех молодёжь забирает, а мне так пока и моей старенькой кобылки хватит, хе–хе.

После завтрака дедовы внуки подвели к нам двух вороных красавцев–жеребцов. Глядя на этих злых зубоскалов, подумалось, что прежде чем они к нам привыкнут, придётся их долго бить. Но в данном случае меня безмерно удивила Илана, она подошла к ним и начала болтать какую‑то чушь о зелёной траве, степных просторах и красивых кобылах, стала их гладить, и приговаривать:

— Ворон, Ворон, а ты Нигер, Нигер, — затем повернулась ко мне, — Рэд, Ворон твой, а Нигер мой. Тащи сухари, знакомиться будем.

И действительно, после того, как мы им скормили по нескольку солёных сухариков, никаких проблем между нами не возникало, ни сейчас, ни в дальнейшем. Правда, Илане пришлось таким же образом «поговорить» и с другими лошадьми, что несколько задержало наш выход, но оно того стоило, теперь пополнение в походе вело себя вполне адекватно.