Мореходка

Я прощался с Ирой. Это не было расставанием на неделю, до следующего увольнения. Начиналась настоящая жизнь моряка, полная разлук и встреч. Мне предстояло уйти в море, а Ире заканчивать обучение в фармацевтическом техникуме, сдавать выпускные экзамены и быть готовой к распределению. Впереди у нас была неизвестность, но мы твёрдо знали, что жить дальше друг без друга уже не сможем! Некоторым утешением для меня было то, что я буду проходить плавпрактику в Балтийском морском пароходстве. Это не Мурманск, не Архангельск. И мы не рыбаки, которые по полгода берега не видят, мы – торговый флот! Рейсы по Европе. Ну, от силы недели на две, самое большее. Но, как знать, что будет на самом деле? Весна уже выгнала снег из города. На Неве закончился ледоход. Мы с Иринкой знали, что сегодня наш день прощания перед долгой разлукой. Будущее одновременно и манило, и страшило нас. Но этот шаг вперёд мы должны были сделать, и нам хотелось сделать этот шаг вместе. Когда мы, исходив все наши маршруты вокруг Петропавловки, вернулись в квартиру к Ирине, то уже стемнело, и на небе появились первые звёзды. Мы пили чай на пустой кухне, и из открытой оконной форточки на нас глядели две звезды. Одна поярче и побольше, другая не такая яркая, но они всегда были вместе. Мы часто видели их в ночном небе во время наших прогулок. «Давай, это будут наши звёздочки!» – предложила Ира. «Хорошо! – сказал я. – Когда я буду в море, я найду на небе эти звёзды и вспомню о тебе!» «А я – о тебе!» – ответила Ира. Мы стояли, обнявшись, в пустой и тёмной коммунальной кухне и были счастливы. А время неумолимо тикало, собираясь проверить нашу любовь разлукой. До этого момента всё было легко и просто. Когда мы скучали друг без друга, то для того, чтобы услышать голос любимого человека, достаточно было взять трубку телефона и набрать знакомый номер. Теперь же это будет сделать весьма проблематично. Ира подарила мне золотистую шариковую ручку. «Ты будешь мне писать?» – спросила она. «Конечно! Но письма из-за границы идут долго. Ну, ничего, не грусти, я что-нибудь придумаю!» – ответил я. Тогда я ещё не знал, что добросовестно выполню своё обещание. Идея пришла мне в голову перед самым отходом судна. «Дневник!!! Я буду вести дневник! – решил я, и каждый день, перед тем как лечь спать, записывал в обычную общую тетрадь в клеточку всё, что произошло со мной за день. Мои записи не были обычным перечислением событий дня. Это были письма к любимому человеку, к моей Иринке. Раньше я думал, что дневники ведут только изнеженные барышни, томно вздыхающие о любви. Нет, друзья! Когда ты, дождавшись ночной тишины, открываешь свой дневник и на бумагу ложатся все твои мысли, все твои чувства, всё то, что ты пережил за день, то начинается неслышный никому разговор между тобой и тем, кому ты адресуешь эти строки. А в иллюминатор каюты глядят на тебя с чужого чёрного неба две далёкие, но такие близкие тебе звёздочки. И ты пишешь, пишешь и не можешь оторваться от такого общения с дорогим тебе человеком! И только тогда, когда ты ставишь последнюю точку и падаешь на свою, покачивающуюся на волнах вместе с судном и подрагивающую от вибрации судового двигателя койку, последней твоей мыслью в этот, один из многих бесконечно долгих дней, будет: «Спокойной ночи, Иринка! До завтра! Люблю тебя»! Потом ты проваливаешься в тёмную пучину сна, а звёзды всё смотрят и смотрят на тебя сквозь толстое стекло задраенного иллюминатора.

За всё время плавпрактики я исписал три общих тетради. В них поместилось всё, что было со мной за четыре месяца моей морской жизни. Первую тетрадь я вручил Ире после окончания моего первого рейса. Она сначала удивилась, потом заглянула туда и, прочитав несколько строчек, рассмеялась счастливым смехом! Я выполнил своё обещание: думать о ней каждый день! И доказательство этому Ира держала в своих руках. Потом она рассказывала мне, что когда всё прочитала, то её хозяйка, Полина Васильевна, часто просила у неё разрешения почитать мой дневник. Поскольку там не содержалось ничего предрассудительного, то Ира разрешала. И семидесятилетняя пожилая женщина, вдова военного моряка, надев очки и лёжа в своей постели, при свете ночника ещё и ещё раз перечитывала написанные мною строки, вздыхала и украдкой вытирала слёзы. А потом тихо засыпала, улыбаясь и видя во сне свою далёкую довоенную молодость.

Ирина всё это время хранит все письма, радиограммы и дневники, написанные мною. Я достал их из нашего семейного архива через тридцать пять лет, и они очень помогли мне написать последующие главы этой повести. Если вам покажется, что их содержание изобилует лишними подробностями и малозначительными событиями, то прошу меня извинить! Для нас все эти события тогда были нелишними и немало значащими.

Итак, продолжим!

LXXXI.