— Сначала американцы приказали нам найти и убить Муктаду ас-Садра, шиитского проповедника, который призывал убивать американских солдат — что нам, кстати, так и не удалось сделать. Потом — зверски убили американских контрактников — и американцы приказали нам найти и убрать тех суннитских подонков, которые это сделали. Потом американцы приказали нам бороться с шиитами, а потом снова — с суннитами. Потом началась война всех против всех, где американцы были далеко не главными действующими персонажами. Они просто убивали — так как и все остальные — чтобы не убили их. И мы убивали, мы делали то, на что американцы не могли пойти. Застрелить человека с мотоцикла. Расстрелять машину в центре города из автоматов. Похитить человека и пытать. А потом выбросить у плотины … была такая поговорка — наши мертвые в раю, а ваши в Сааде. Саада — это была плотина, из водохранилища которой питался водой весь Багдад. Каждое утро — там вылавливали трупы, иногда по несколько десятков. Иногда мы сбрасывали свои трупы и видели, как другие сбрасывают свои. Мы никогда в таком случае не стреляли друг в друга. На плотине всегда был мир.
— Зачем вы мне это рассказали?
— Из-за одной маленькой детали. Американцы делали все это в чужой стране, с чужим народом. А вы собираетесь делать это со своим.
— Хватит!
— Простите?
— Хватит ваших интеллигентских рассуждений! Терпеть не могу! Свой народ… Думаете, вы в Ираке всё видели! Поехали бы в Луганск летом четырнадцатого. И посмотрели. Были в Луганске?!
Ангел покачал головой.
— А я был! И все своими глазами видел! И старух, которые от голода умерли, в то время как их дети кто в Москву, кто в Киев с…л! И снаряды, которыми по городу крыли. И машину видел, которую из крупнокалиберного пулемета на дороге расстреляли вместе с пассажирами. И грудного ребенка в другой машине, который так на руках у матери и сгорел. Так что не надо! Зайчиков невинных — здесь нет. Это вы там у себя, в белогвардейской эмиграции — слюни пускаете от любви к русскому народу. А народ — вот он, богоносец! В Азове — полно с Харькова людей, в Айдаре — с Днепропетровска, с Мариуполя, с Киева! Русские! Рассказать, что они с людьми тут творили?! Как расстреливали целыми семьями, как живьем закапывали, как за трос к машине привязали? Русские — русских! Нет невиновных! Ни здесь ни там — нигде! И все — по делу выгребают! И выгребут еще!
— Скажите, вы не родственник Василия Шульгина? — спросил Ангел.
— Это кто?
— Монархист из Киева. Основатель одной из первых в мире разведывательных организаций — Азбука. У него, кстати, штаб-квартира была в Одессе.
Шульгин покачал головой.
— Нет. Точно нет. Дед в НКВД служил, с такой биографией туда точно бы не взяли.
— Заметно.
— Что вам заметно?! — зло сказал Шульгин — Музыкант велел передать: он не будет иметь к вам вопросов, если в Одессе хотя бы на одной службе из двух будет стоять преданный нам человек. Стопроцентно преданный. Кто — решите сами, Музыкант полагается на ваш выбор и ваш опыт. Он просил передать, что надеется на ваш патриотизм, осознание долга и вашу любовь к России. Я остаюсь здесь со своими людьми, чтобы оказать вам помощь. Всю, которая только потребуется. У меня здесь семь человек, если этого будет мало, наготове две группы спецназа — одна в Крыму, другая в Тирасполе. Обе в моем оперативном подчинении.
Ангел покачал головой.
— Ваша помощь мне не нужна.
— Тогда встретимся в Одессе. Если что-то потребуется, или если будет результат — позвоните. Запоминайте телефон…
— Хотя нет…
— Что — нет?
— Достаньте лодку. Или катер. На несколько человек, вместительный, быстроходный, не бросающийся в глаза. Чтобы можно было дойти отсюда до Одессы и обратно. Справитесь?
01 мая 201… года. Украина Одесса
Вечером — Токарев снова собрал своих людей, вымотанных и затурканных. Результата не было. У самого Токарева — уже сложилось конкретное впечатление, что кто-то ведет кровавую игру, а они постоянно опаздывают на несколько шагов, лишь реагируют на то, что происходит. Но кто именно ведет игру — этого установить не удалось. И не удастся — если не понять, кто ведет игру. А Токареву это понять — пока никак не удавалось.
Время истекло.
— Владимир Петрович…
Токарев ждал этих слов. Посмотрел на своего начальника — весело и с вызовом. Он только что вошел в здание, направлялся к своему кабинету. Думал, пацаны передадут ему вызов к начальству — ан, нет. Видать, припекло что-то шефа, что лично в коридоре подкарауливает.
А это как не крути — слабость. Неуверенность.
— Да?
— Зайдите ко мне.
— У меня оперативка. Подождать не может?
— Нет.
Нет так нет…
Токарев — пошел в кабинет Резницкого. По пути встретился один из своих, Токарев сделал рожу, подчиненный — понятливо улыбнулся. Все было понятно без слов.
А вот в кабинете — было уже интереснее. Там сидел, дожидаясь их Копань. Тварь та еще — он до того, как вся эта бадяга с майданами и АТО началась, работал в прокуратуре, в отделе по надору. Гнида та еще. Сожрали. А вот теперь — вынырнул, гад, получается.
— Присаживайтесь.
— Да я постою.
Резницкий пожал плечами.