Морф

Фиальван остался, даже когда тело его со всеми полагающимися почестями было предано огню, а пепел развеян среди величественных древ Великого леса. Он приходил прохладными ночами, когда его осиротевший союзник корчился на циновке от сжигающей изнутри боли, и от его света становилось чуть легче — но ненадолго. Поутру являлся глава Дома, задумчиво цокал языком, касался сухой мозолистой ладонью пылающего лба Хаэлли и раздраженно давал указания лекарю. И всем было понятно, почему Хаэлли не отправился вслед за Фиальваном сразу после его смерти: первые дни душа погибшего эльфа все еще была рядом с телом, и именно это позволило охотнику несколько дней кряду тащить волокуши. А теперь душа Фиальвана должна была отправиться под своды Крипты и, само собой, тащила за собой душу самого Хаэлли. Молодое тело охотника сопротивлялось, цепляясь за жизнь, но любому из Дома Охоты было ясно, что это ненадолго. Ничего не поделаешь, так всегда бывает, когда гибнет союзник.

Хаэлли и сам понимал, что медленно уходит прочь из мира, и что вовсе не полученные в бою раны тому виной — их исцелила Крипта, остались лишь едва заметные шрамы. Потрескавшимися губами он шептал главе Дома о том, что наверняка есть способ разорвать связь, чтобы отпустить Фиальвана. Тогда бы он, Хаэлли, поднялся и нашел морро, чего бы это ни стоило. Ведь иметь разгуливающего под боком морро — это куда хуже, чем нарушить традиции и дать покой только душе Фиальвана. Глава Дома возражал, напоминая о том, что теперь морро отправился к грязным авашири, и не представляет для эльфов никакой опасности, а тех тварей, что были рядом, Хаэлли убил. Ну и, кроме того, ритуала, разрывающего связь между союзниками, попросту не было описано ни в одной из сохранившихся книг. Следовательно — его не существовало.

Но несколько дней спустя, одним солнечным утром, Хаэлли внезапно сел на постели, медленно спустил босые ноги на пол и замер, глядя в окно и не вполне веря происшедшему. Ему стало легче, жар ушел, боли прекратились. Глава Дома попытался выяснить, в чем причина, но Хаэлли безразлично пожал плечами. Кому плохо от того, что еще один охотник вернулся в ряды великих воинов?

Позволит ли он жрецам обследовать себя? Нет, пожалуй, незачем. Что он собирается делать? Пока что выздоравливать, а потом, потом… Он будет продолжать исполнять свой священный долг, ради которого и был когда-то отдан Дому Охоты. О данной клятве Хаэлли пока предпочитал помалкивать.

Эльф никому не раскрыл истинной причины своего выздоровления. Фиальван остался с ним, теперь уже навсегда. Он поселился в самом светлом уголке памяти, где всегда цвел жасмин, а в зеркальной глади пруда отражались клены, покрытые молоденькими, клейкими еще листочками. Там, в воспоминаниях, не было места скорби, и каждое новое утро наступал исполненный торжества день, когда они заключили военный союз. Дух Фиальвана остался, предпочитая полную опасностей жизнь охотника покою Крипты.

***

Когда-то эльфы пришли в Великий лес. Никто не знал, откуда, об этом умалчивали древние книги, но, так или иначе, народ истинного света появился под этим высоким, хрустальным небосводом и обосновался там, где жить им было безопаснее всего. Первые сохранившиеся записи о походах эльфов на восток гласили о том, что среди уродливых и почти непригодных для жизни равнин воинам встречались странные, дикие существа, не владеющие членораздельной речью и одетые в звериные шкуры. Цвет кожи было невозможно разглядеть из-за покрывавшего ее толстого слоя грязи. Южнее воины света столкнулись с ордой зеленокожих, с которыми эльфы враждовали с часа сотворения всего сущего. На северо-востоке, среди горных цепей, обосновались карлики. Западнее Великого леса был только океан, безбрежный, непреодолимый.

Обследовав таким образом новый мир, эльфы успокоились и занялись дальнейшим обустройством собственного государства, изредка предпринимая попытки обжить и равнины, потеснив при этом нецивилизованных соседей. Позже появилась великая царица, телесное воплощение Праматери Миенель-Далли. Она учила свой народ милосердию и терпимости, потому что, по ее мнению, именно этого недоставало детям истинного света. Потом, по прошествии еще нескольких столетий после упокоения царицы, откуда ни возьмись, появилась Крипта, ослепительно белая и чистая. А Дом Охоты… Он, похоже, всегда был с эльфами, даже когда они странствовали по иным мирам. Знание, хранимое в крови, нашептывало о том, что на страже границ всегда стояли те, кого называли охотниками.