— Валле, Валле… Да, припоминаю, — теперь он нахмурился, и голос утратил прежнюю слащавость, сделавшись холодным и острым как бритва, — так ты утверждаешь, что из клана магов холода? Это могут подтвердить? Если действительно все так, как ты говоришь, то виселица, пожалуй, останется пока что невостребованной. Скажи, кто-нибудь может подтвердить, что ты из клана холода?
— Любой маг-прознатчик, — я пожала плечами, — или пошлите гонца в Вагау. Семья Валле живет под Изброном, мой отец — Морис Валле. Да и… Ваша светлость, я не убивала. Никого. Сегодня первая ночь, которую я провожу в Талье…
— Погоди-ка, — моя «надежда» откашлялся в кулак, — ты что, девица?
— Угу, — я уже привыкла не удивляться.
— И что тогда означает весь этот… богомерзкий маскарад?
— Ваша светлость, вам ли не знать, что одинокой девушке нынче опасно разъезжать по дорогам?
Он кисло улыбнулся, а затем, подумав о чем-то, пробурчал:
— Девица из семьи Валле и не должна разъезжать в одиночестве. Сам не понимаю, почему должен слушать все эти россказни…
И он поднялся, собираясь уходить. Моя последняя надежда на спасение таяла как туман пополудни, уплывала, как сорвавшаяся с крючка рыба… И я, превозмогая режущую боль в груди, метнулась к нему и вцепилась в бархатный рукав. В шею кольнуло острие меча — а ну, на место, отойди! — но я и не думала сдаваться. В конце концов, если меня швырнут на место, в вонючий угол камеры, это будет означать одно: смерть на виселице. И, давясь слезами, я принялась умолять «его светлость» не торопиться. Да, я призналась в том, что меня вышибли из клана. В том, что, охр побери, это случилось из-за моего никчемного дара вышивальщицы. Но я же все равно маг! И, следовательно, судить меня тоже должны с участием магов, я ведь очень хорошо знала этот пункт недавней буллы королевского магистра!
Он хмыкнул и методично, один за другим, разжал мои пальцы.
— Вышивальщица, говоришь? А не лжешь ли ты, чтобы спасти свою шкуру?
— Ваш… светлость, — я окончательно раскисла, захлюпала носом, — я могу… доказать… Охр возьми, вы же знаете, что у меня в сумке было! Если только ее не сперли ваши…
— Не смей возводить напраслину на гвардейцев его величества!
Начальник гарнизона возвышался надо мной как смотровая башня Оссена, и в его темных глазах зловещими огоньками отражался свет факела. У меня, кажется, начиналась самая обычная женская истерика; я плакала навзрыд и не могла остановиться, пыталась вытереть слезы, но, похоже, только размазывала их по грязным щекам.
— Э-э, Гийом, — наконец протянул «его светлость», — отведи эту особу в мои покои. Я лично буду ее допрашивать.
Челюсти Гийома дрогнули и снова задвигались, перемалывая неведомый мне продукт.
— Руки вязать? — деловито осведомился он у глубоко задумавшегося командира.
— А? Что? Нет, конечно же, нет, — «его светлость» развернулся на каблуках и вышел вон.
***
Гийом оказался на диво добродушным субъектом, и за те полчаса, которые заняла дорога к покоям «его светлости», мне была прочитана не только краткая лекция по истории города Тальи, но и пересказаны примерные биографии покойного Улли Валески и начальника гарнизона. Болтовню стареющего солдата можно было свести к следующему: Талья относился к числу тех замечательных городов, о которых мало кто знал в столице, Улли Валески прожил здесь несколько лет и успел снискать всеобщее уважение своими замечательными магическими товарами, а начальник гарнизона Лерий Аугустус был человеком весьма могущественным, но при этом ухитрился обзавестись не менее могущественными врагами. Один из этих врагов погиб недавно при очень странных обстоятельствах. Кто-то проник в его замок, перерезал половину прислуги, а затем добрался и до самого господина Ариаса. Ну, и лекарь его личный тоже не уцелел… А что самое страшное, так это то, что убийца еще и изуродовал трупы. Бр-р-р-р, страх и ужас. Да, кстати. У Валески в самом деле есть незамужняя сестра, Наллис, которая — будь на то ее воля — уже давно стала бы замужней. Богатые невесты нынче редкость. Сколько Наллис лет? Ну-у, об этом не принято спрашивать у женщин, но вроде как едва четвертый десяток разменяла. Так сказал Гийом. А я уже ничему не удивлялась, вспоминая добрую Минерву, которая оказалась совсем не той, за кого себя выдавала.