Морф

Я ударила его по щеке. Еще и еще, до тех пор, пока взгляд Гверфина не обрел некоторую осмысленность, пока не вернулся слабенький румянец. Его начал колотить озноб, но хотя бы говорить он уже мог.

— Отец у себя в кабинете, — прошептал он, сжимая мои запястья, впиваясь ногтями в кожу, — отец… он мертв, Ирбис. Его убили.

— Хайо, — пробормотала я, — но мы же видели… получается, что…

— С кем тогда ушел Шерхем?

Молодец, Гвер. Он смог хотя бы озвучить тот вопрос, который злым шершнем бился у меня в голове, но который произнести вслух у меня не хватало смелости.

Я с силой сжала виски. Зал. Назойливый аромат лаванды. Роф, которому не место в жилых помещениях, но, тем не менее, он там. Собачий вой под окнами.

…Да и был ли то покорный воле хозяина зомби?..

— Охр, — сказала я. Колени подгибались, мне просто необходимо было куда-то присесть.

— Вместо отца с лекарем пошел морф, — глухо простонал паренек, — что же делать?

И он с надеждой посмотрел на меня, как будто я знала ответ на его вопрос.

Глава 13. Когда больше нечего делать

… — Боишься?

— Не знаю. Никого не осталось, ради кого жить.

Шерхем сказал и задумался — а не слукавил ли? Он ведь хитер, страх, умеет спрятаться, маскируясь равнодушием, усталостью и ощущением ненужности собственной жизни. Выползет туманом и самых темных закоулков души именно тогда, когда это будет совершенно не к месту, когда надо будет не трястись, а действовать. Шерхем вздохнул, оторвался от созерцания огня и поднял глаза на Штойца. Некромант сидел на траве, обхватив себя руками за колени, нервно гонял во рту травинку. Взгляд — застывший, как у человека, которому уже зачитали смертный приговор, и он с ним согласился, сжился.

— Если хочешь, возвращайся, — сказал Шерхем, — у тебя есть сын, и ты ему еще нужен. Я попробую сам управиться.

Бледные губы Арниса дрогнули в горькой усмешке. Он выплюнул травинку и принялся нервно хрустеть пальцами.

— Охр, я сам знаю, что… что у меня есть сын. Но ты правильно сказал: мы это все начали, мы должны закончить. Никто, кроме нас, морфов не выдворит. Кстати, как именно ты собирался это проделать, не поделишься?

День катился к вечеру. В воздухе повисла привычная духота, но из близкого ельника тянуло прохладой. В нее, в эту прохладную темноту, хотелось окунуться, и забыться, забыть о том, что предстояло сделать.

— Я ж тебе говорил, — буркнул Шерхем, — память у тебя короткая стала, господин Штойц.

— Извини, — и снова горькая, жалкая усмешка, — я как-то все время о Гверфине думаю.

Оно и понятно, тут любому мозги отшибет. Шерхем расстегнул ворот рубашки, коснулся пальцами талисмана.

— Я у тебя его раньше не видел, — осторожно заметил некромант, — что за цацка?

— Ирбис вышила… — и Шерхем едва не добавил, что, мол, это лечебный талисман, но почему-то замялся: негоже лекарю таскать с собой подобные вещицы, еще усомнится Арнис в его способностях. А потому брякнул наобум, — на память подарила.

— А-а, — протянул Арнис и умолк, но взгляда от талисмана не отрывал.

— Ты все еще на нее злишься, да?

Штойц передернул плечами.

— Глупый вопрос, Шерхем. Толку злиться теперь, когда морф на свободе разгуливает, да еще приграничье у нас под боком состряпал. Их же теперь двое. Охр, нам торопиться надо, приграничье с каждым днем все сильнее сращивает сферы, а мы здесь сидим…

— Ну, значит, сейчас пойдем дальше, — согласился Шерхем, — а пока давай-ка я напомню тебе наш план действий.

…Теперь оставалось только гадать, каким образом парочка морфов умудрилась сотворить место, где слились два совершенно чуждых друг другу мира. Ибо гора студня, как описал ее осведомитель Эрда, и была именно тем, что в умных книгах именуется приграничьем. Все усложнилось в разы. Одно дело — просто два морфа, которых еще можно вытолкнуть за пределы мира, и совсем другое — спаявшиеся сферы миров. Чтобы выдавить точку перекрытия наружу, требовались поистине титанические усилия двух, трех… эх, да что там… всего конклава магов, и Шерхем уже начал подумывать о том, а не отправиться ли в Карьен за подмогой, но Штойц отговорил. Сами управимся, конклав только мешать будет, а потом, когда все станет на место, приговорит к казни. А у Штойца все-таки сын, есть ради кого жить.

«Просто нужно очень мощное заклинание», — так сказал Арнис, и не было причин с ним спорить.

Просто очень мощное заклинание — и все.

Но кто-то должен был отдать на это заклинание всего себя, и этим кем-то должен был стать отнюдь не Арнис Штойц.

— Риск немалый, — сказал тогда некромант, — уверен, что здоровья хватит все это на себе вытянуть? Цепное исцеление?

— Если ты обеспечишь резерв, то хватит, — Шерхем почесал заросший щетиной подбородок, — я тут прикинул, цепочки на триста звеньев будет достаточно, чтобы сферы вновь соприкоснулись…

— Но теперь, наверное, придется делать до тысячи звеньев, — устало пробормотал он, глядя на Штойца сквозь костер.