Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Соответственно, попытки разрешения ситуации. Несколько направлений. Одно из них представлено декабристами и полное воплощение находит в разработках Пестеля, которые (наряду с публикациями Тютчева) следует рассматривать как подступы к русской геополитике. По основным параметрам можно видеть попытку отстранения из европейской системы: сдвиг столицы в Нижний Новгород, средоточие Азиатских путей – одна из примет. Перечень необходимых восполнений России привлекает внимание геополитическим интересом к казахско-киргизским степям и Монголии и задачей формирования и усиления тихоокеанского флота. Сложнее с проектом царства Греческого: сам по себе этот проект (особенно учитывая аннексию Молдовы и Валахии, неясный момент со статусом Константинополя) выглядел продолжением экспансии XVIII в. Однако его следует рассматривать в увязке с проектом расширения суверенитета Царства Польского. Фактически Пестель предполагает создание сильных буферов на Западе, снижающих (даже сводящих к минимуму) прямые соприкосновения России с германскими монархиями, инкорпорирование в состав России Центральной Азии, создание предпосылок для политики на Тихом океане. Это можно сопоставить с формированием декабристского «гнезда» в Российско-Американской компании и его активностью, фактически приведшей к неудачной попытке в 1819–1820 гг. утвердить статус Берингова моря как внутреннего моря России. Проекты декабристов могут рассматриваться как попытка выхода из тупика, созданного «системой» Священного Союза, на путях евразийской и тихоокеанско-американской политики. Итак, обнаруживается важная особенность евразийской стратегии в эти годы: она предстает своего рода выходом из тупиков, возникающих на западе в пиках нашей фазы С.

В годы Николая восточное направление сохраняет тот же самый смысл. Таковы прощупывание Хивы в 1839 г. В .А. Перовским и постепенный сдвиг в казахстанские степи в 1840-х, прощупывание устья Амура в конце 1840-х и начале 1830-х – это как бы компенсации за тупиковость положения на западе и юго-западе и застойный характер войны на Кавказе. Симптоматично, однако, что в это время не выдвигается сколько-нибудь значимых проектов, акцентирующих восточное направление интересов России. Основное направление – запад и юго-запад, причем главная особенность эпохи в отличие от фазы Е в том, что экспансия на юге непосредственно увязывается в глазах России с собственно европейскими судьбами. Претензии на юге выглядят обходом Австрии с фланга, увязываясь с претензиями на роль покровителя и умиротворителя Германии (позиция, сформулированная Тютчевым в «России и Германии»). Россия как восточный центр, причем центр доминирующий. Такова объективная логика, и эта логика порождает реакцию на Западе. Правительства, формально принимая претензии России на роль гаранта европейского спокойствия, зорко следят за каждым ее шагом. Любая попытка апеллировать к европейским державам ради легитимизации интересов и позиций России на Балканах немедленно оборачивается потерями. Одновременно следует бурная реакция общественности, воспринимающей Россию не просто как реакционную по внутреннему устройству державу, но как силу, наступающую на Европу.

Неизбежно появление идеологов, пропагандирующих миссию России как паневропейской универсальной монархии. Встречная реакция – пафос воссоздания Польши как буфера против России и сплочения Германии. Конъюнктура благоприятствует славянским движениям Восточной и Центральной Европы, улавливающим момент, чтобы поднять престиж здешних народов, играя на две стороны, в конечном счете, заставляя Европу колебаться между трактовкой славянства как буфера Запада против России и восприятием его же как авангарда России против Запада. Страна, не прирастившая новых территорий, воспринимается как грозно напирающая на Запад, порождая у немногих надежды, у многих страх и соображения насчет вариантов отпора. В свою очередь, брожения на этих территориях, интеграция Польши и т. д. – стимул к развитию революционных и консервативных версий славянской идеи, приводящих к тому, что революционеры и консерваторы начинают играть на одной почве, причем революционеры, которым терять всё равно нечего, выдвигают идеи славянского «гроссраума» последовательнее и радикальнее, чем консерваторы (правда, ценою формирования славянского сообщества они считают отказ от монархии, но тем самым только умножается количество аранжировок пан-идеи европейского присутствия). А самое главное – в условиях российского присутствия в Европе славянская пан-идея становится одним из проектов европейского переустройства в целом с формированием новой системы гегемоний (как у Тютчева: славянское доминирование над Германией ради ее преимуществ над Францией). В Европе, в свою очередь, – страхи, противославянская реакция, а с другой стороны – появление текстов А. Мицкевича, то утверждающих славянское братство, то «реабилитирующих» славян в связи с Россией, представляя последнюю псевдославянским туранским образованием.