Морфология загадки

8. В поисках подлинной загадки по заросшим травой следам фольклористов XIX века

Итак, мы находимся в некоем подобии круга. Понимание начал полностью достигается лишь исходя из современного состояния данной науки при ретроспективном взгляде на ее развитие. Но без понимания начал нельзя понять это развитие как развертывание смысла. Нам не остается ничего иного, как двигаться вперед и возвращаться назад, двигаться “зигзагом”, одно должно помогать другому и сменять друг друга.

Эдмунд Гуссерль, «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология», II, § 9, l

.

Искать подлинную загадку – задача не мною придуманная. Ею занималась филологическая школа фольклористики. В теоретически незамысловатых работах исследователей этой традиции можно заметить, что усилия по выделению народной загадки среди всех других жанров неразрывно соединены с намерением уловить этот уклончивый, но интуитивно отличимый предмет.

Задача отделения народной загадки от других форм энигматики предстала перед фольклористами XIX века не в теоретическом виде – им пришлось столкнуться с задачей практического ее выделения. Дело в том, что источниками для них служили не только записи загадки в процессе загадывания, но и в результате опроса отдельных лиц, не только свежие записи народного творчества, но и старинные тексты, где цитировались загадки, а также старые сборники загадок, включавшие различные загадочные вопросы без разбору. Проблема жанра предстала тут перед фольклористами в обостренном виде. Замечательна последовательность, с которой они прокладывали путь к пониманию особенной природы народной загадки. При этом многие из них шли своими независимыми путями к прояснению в общем одной и той же интуиции, и только на каком-то этапе отдельные усилия стали поддерживать друг друга.

Иоханнес Элерс (Johannes Ehlers), собиратель загадки Шлезвиг-Хольштейна, предложил отличать загадки, предназначенные для смыслового разрешения (das Sinnrätsel) от всего разнообразия хитроумных вопросов, основанных на игре слов, перестановках букв, перемещении слогов и других игр образованной публики (Элерс 1865). Заметить следует у него именно попытку рассмотреть народную загадку не просто как одну из форм энигматики, а противопоставить ее всем другим ее формам вместе взятым. Гастон Парис в своем предисловии к сборнику французских загадок предложил различие между «les énigmas de mots et les énigmas de choses» («загадками о словах и загадками о вещах»), которое более или менее соответствует различию между загадкой интеллектуальной и подлинно народной (vraiment populaire) (Парис 1877: VII). В том же году, то есть действуя независимо и параллельно, собиратель сербского фольклора Стоян Новакович (Стоjan Новаковиħ) стал отличать собственно загадку (праве загонетке) от таких жанров, как остроумный вопрос, загадка, разгадываемая на пари, загадочный вопрос, предполагающий математический расчет (Новакович 1877). Собиратель и исследователь мекленбургского фольклора Рихард Воссидло (Richard Wossidlo) сосредоточил свое внимание на жанре предметной загадки (das Sachrätsel), которую он определил по «Поэтике» Аристотеля (Воссидло 1897). Э. Х. Майер (Elard Hugo Meyer) в своем обобщающем труде по немецкому фольклору говорит, как и Новакович, о собственно загадке (das eigentliche Rätsel); она отличается от загадочных вопросов стилистическими особенностями, которые составляют ее сердцевину, такие, как ассонанс, осевая рифма, странные фонетические образования и искаженные слова (Майер 1898: 333). Наконец, Роберт Петш (Robert Petsch) также со ссылкой на Аристотеля говорит о необходимости отличать подлинную народную загадку от неподлинной (das wirkliche / das unwirkliche Volksrätsel) (Петш 1899). Заметим, что Петш стремится отдифференцировать подлинную загадку как будто вслед за Парисом, Новаковичем, Воссидло и Майером, но по существу он перенес центр тяжести вопроса отчетливо в область форм самой народной загадки.

На пике этих усилий по выделению подлинной загадки в качестве образцовой Петш предложил свое понимание загадки как морфологически сложного образования и осуществил первый анализ структуры загадки. Так как он, как и многие другие, а может быть и все фольклористы, опирался в своем понимании загадки на Аристотеля, то нам следует подробнее уяснить себе, что же сказал создатель поэтики – его определение отнюдь не прозрачно.