Морфология загадки

И в тех случаях, когда загадка, помимо странного животного, использует в метафорических целях растение или неодушевленный предмет, у нее есть достаточные основания: область символической сексуальной образности, помимо копуляции, включает образы половых органов человеческого тела, которые и в более широком фольклорном плане и обсценной речи традиционно представлены как независимые существа, зверушки, либо в качестве вещей суггестивной формы и с соответствующими способами действия. Тут велика роль антропоморфизма. Обычай обсценной антропоморфизации, включая называние частей тела человеческими именами, слишком хорошо знаком каждому, чтобы нуждаться в иллюстрациях.[27]

Теперь нам предстоит следующая ступень анализа, на которой мы сможем уточнить фундаментальную для загадки сферу содержания и ее морфологический потенциал. То образное содержание, что загадка как фигура сокрытия скрывает и что составляет интерес традиции ее загадывания, определяет структуру фигуративных средств загадки.

20. Образное ядро народной загадки. Слово и образ. Гротеск в полную силу. Попытка архетипологии на основе остранения

Шекспирова фраза о животном с двумя спинами представляет собой эталон образности, на которой строится народная загадка. С феноменологической точки зрения важно, что область сексуальных содержаний представлена как зримый образ, эйдос. Предмет свой этот образ представляет в странном, по терминологии Шкловского, остраненном виде, с достаточной степенью неопределенности, чтобы сделать представляемое неузнаваемым, скрытым. Скрытое таким манером нельзя узнать – его нужно знать. Знать и увидеть. То есть разгадывание скрытого совершается в мгновенной настройке и перестройке зрения. То, что в описании остается неопределенным, уточняется в ви́дении; образ, выстроенный с помощью понятийных имен, преображается в зримый и избегающий называния. То, что Шкловский описал под именем остранения, рассчитано на процесс нахождения фокуса, ведущего к мгновенному усмотрению эксцентрически представленного, а в нашем случае скрытого, предмета.

Но разгадывание загадки не завершается усмотрением скрытой разгадки. Оно завершается разгадыванием другой, демонстративной разгадки. Последняя беспрепятственно переводится в слово, в понятийное имя, называется, и таким путем образ редуцируется к подписи под образом, к титру. Юмор заключается в том, что подпись не соответствует рисунку. Но в лучшей загадке получается еще забавнее: самый образ демонстративной разгадки, названный словом, представляет собой отклик и на исходный метафорический образ, и на образ скрытый, причем это карикатурно редуцированный отклик на скрытый образ. Когда в ответ на «Сам худ, / голова с пуд» отвечают: «Безмен» (Р1093), или на «Кривоногий всклокочет, / зубастый причешет», отвечают: «Плуг и борона» (Р1312), тут дается не только невинный ответ, это еще и пародия на скрытый предмет. Так ответить можно, потому что метафорический образ допускает такой ответ. Так ответить нужно, чтобы латентный образ остался неназванным. Так ответить необходимо, чтобы достигнуть завершающего гротескного эффекта. Загадка предстает в полной силе тогда, когда завершается гротеском.[28]

Ускользание в демонстративную разгадку казалось бы подменяет несказуемое невинным, которое оказывается не таким уж невинным. И не менее важно, что демонстративная разгадка приводит загадку снова к слову в его понятийной функции. Загадка начинается словом и кончается им, а где-то посредине скрытое содержание сохраняется в эйдетической форме, избегающей называния и тем не менее активированной словом. Табуированное не просто не называется – оно есть неназываемое в условиях нормализованного общения. Неназываемое, но активированное словом. Молчание входит в состав этого акта.[29] Загадывание загадки, ее способ описания табуированного содержания не есть его называние, а вызывание.

Аристотель обратил внимание на соединение в загадке существующего с невозможным – гротеск и представляет последнее необходимое основание такого соединения. Подчеркиваю: не возможность, а именно необходимость соединения существующего с невозможным. Табуированное содержание загадки – это предмет, которого нет и быть не может – он порожден самим способом гротескного видения. Сексуальное содержание и гротескное ви́дение со единены интимной связью. Сексуальный предмет как предмет культурный впервые возникает в гротескном видении. И наоборот, в основе гротеска как такового изначально, исторически лежит сексуальный предмет. Первые гротески – это фигурки с преувеличенными половыми признаками, находимые археологами в ранних слоях культуры.[30]