Моргемона (СИ)

«Вы не только моя надежда — вы надежда Рэйки на будущее, из которого драконы не исчезнут, будто дым. Они останутся не на страницах книг, а в нашем небе, и вы сможете летать на них, как я».

Перелистнув страницу, она задумалась. Не в правилах доа было знакомить детей и детёнышей драконов — и те, и другие ещё не понимали субординацию, и это было крайне опасно. Тем более, драконьи дети играли с огнём столь же беспечно, как людские — с водой на побережье. Ожоги на её предплечьях были тому напоминанием.

Но она вспомнила, что однажды всё же взяла Тавроса и Лашаю посмотреть на выводок Мордепала. Один из драконов, золотой, как искусно сделанное украшение, проявил к ним интерес. Он тронул Лашаю носом, после чего тут же зашипел и улетел.

Таврос обиделся, что стая обделила его вниманием, и Гидра поняла, что для его одиннадцати лет наступил сложный возраст.

— Лашая сказала, что ты её любишь больше, чем меня, потому что я не твой сын, — жаловался ей мальчик, и глаза у него были на мокром месте.

Гидра хотела погладить его по кудрям цвета красного дерева, но замерла. И спросила взволнованно:

— А тебе самому как кажется?

— Мне? Я уверена, что она врёт, но вдруг когда-нибудь она окажется права?

Гидра с облегчением обняла его и прижала к себе. Вместе они были как два рыжих солнца.

— Никогда не окажется. Прав здесь ты. А кое-кому ой как влетит!

Она немало часов провела с ним впоследствии, внушая ему, что его лётным супругом, быть может, станет уже взрослый дракон. Разумеется, под этим она подразумевала Ксахра. И добавляла, что это не повод ни для зависти, ни для грусти. Драконы — будто судьба. Каждому даётся своя, и её надлежит принять с боем или с согласием, но главное — не отрицать её. Даже если она кажется непонятной.

И теперь эта мысль преследовала её саму.

Уложив Лисандру вечером спать, она вышла, как много лет назад, к берегу Тиванды. Шаг её был вдумчив и осторожен.

Поймы ещё полнились водой — то был последний лунар дождей, кимен. Диатрис Ландрагоре было тридцать лет. Но она шла к воде с ожиданием чего-то, как в восемнадцать, и палла её сари вилась за ней в ночном бризе.

Тишина встретила её. Там, где вода открыла небольшие кочки, распустились первые лилигрисы. Гидра выпрямилась и всмотрелась в их бело-полосатые нежные лепестки.

«Как же давно я была здесь в последний раз», — думала она. — «Это место словно обидело меня. Я не хотела возвращаться туда, откуда принесла такую боль».

Она взглянула в своё отражение. Несомненно, она изменилось. Лицо стало взрослее и скульптурнее, пропала болезненная худоба, но сохранилась гидриарская стать. Волосы отросли длинные, как никогда, и роскошными медно-рыжими прядями ниспадали вниз. У самых корней они делали небольшой завиток под корону.

«Кого я жду? Мелиноя?» — подумала она и вздохнула. — «Я приходила сюда за Энгелем. Мелиной же — лхам, савайма. Известно, какая судьба постигала всякого, кто имел с ним дело».

Она скосила глаза вбок, глядя на поросль сочной молодой травы на берегах. Вспомнила пугающие слова ди Монифы и убедительные напутствия Иерофанта Мсары.

И странный полёт на спине Мордепала в ржавые скалы.

Вдруг кусочек травы примялся под невидимым шагом. Потом ещё один — уже ближе к ней. Гидра застыла, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища: следы остановились в паре метров от неё.

Она поняла, что надо сделать.

Но не знала, готова ли к этому. Впрочем, она не привыкла долго бояться. И закрыла глаза.

Прохладные длинные пальцы коснулись её лица. И знакомый до боли голос прозвучал совсем рядом:

— Пришла, моя Шаа.

Она судорожно вздохнула, чувствуя, как горло сжимают слёзы. И подняла веки.

Перед ней стоял не Энгель — а чудовище Мелиной со странно вытянутым лицом и чёрными, как две полуночные бездны, глазами. Однако, невзирая на разительные изменения, он смотрел он на неё совершенно так же, как до этого. С бесконечной нежностью и тихой грустью.

Гидра замерла. Подступавшие слёзы исчезли. Его чужеродный внешний вид был всё таким же жутким.

Но до странного знакомым, будто вышивка Бархатца. Она нервно сглотнула и коснулась его лица в ответ. Провела по контуру его челюсти. И он, как и раньше, прикрыл глаза и поймал её руку своим лицом, ластясь.

— Ты… не похож на того, каким являлся до этого, — не зная, что сказать, молвила она.

— Я забыл, каким был тот облик, — тихо ответил Мелиной. — Прости.

— Так как же… как же…

Мысли спутались. Жуткие длинные пальцы гладили её по щеке, а на лице его прикрывались и распахивались две пустоты сине-чёрных глаз.

— Что было тогда? — наконец собралась она. — Подаренная тобою прядь исчезла. Ты существовал лишь в моём воображении. Как и сейчас, верно?

— Нет, — он степенно покачал свой головой, увенчанной длинными, до самой земли, белыми волосами. — Я существовал лишь для тебя. Это разное.

Гидра поджала губы.

Всё, что она знала, входило в конфликт с тем, во что она верила. Если верить именно Иерофанту, сейчас следовало бежать отсюда со всех ног и на ходу молиться Ирпалу.