Моргемона (СИ)

— Остров Лавиль, — ответил Тавр прямо. — Аратинга — дикий остров, здесь на скалах растут лишь пальмы и плющи. У нас промышляют рыбной ловлей и обезьянами. Лавиль же пригоден для виноградников и множества других культур. Он облегчит моё положение…

«…и укрепит мою верность», — читалось в лукавых зелёных глазах.

«Целый остров за одного дракона — много или мало, если драконов осталось всего два во всей Рэйке?» — подумал диатр. И решил: «Союз с Мадреярами не позволит моим марлордствам испытывать нужду. А дракон необходим, чтобы предотвратить восстание Гидриаров в дальнейшем».

— Так и быть, — сказал диатр. — Ваша дочь станет женой моего сына. Ваш меньший дракон отойдёт мне. А Лавиль — вам. В день, когда будет заключён их союз.

Спустя несколько недель диатр, отдохнув в грязевых источниках Аратинги, пожелал увидеть дракона. И пришёл в ярость, когда Тавр Гидриар продемонстрировал ему небольшого болотного зверя, что вылупился уже после войны. Его звали Лукавый за умение прятаться.

Лукавый был едва больше лошади и чешую имел ещё мягкую, почти детскую. По сравнению с двумя другими драконами Тавра, Жемчужным и Рокотом, Лукавый выглядел попросту смешно.

— Отец ничего не говорил мне о договоре про вылупившихся детёнышей, — с искренним изумлением поведал Тавр. — Я не могу отвечать за то, что он сохранил этого!

Диатр Эвридий потребовал пересмотра свадебных обязательств, но Тавр был упрям. Либо Лукавый, либо свадьбы не будет. Он говорил с позиции силы, и они оба прекрасно понимали, что ради дракона диатр сделает всё, что угодно.

Тогда Эвридий зашёл с другой стороны. Он сказал:

— Да будет так, однако при одном условии. Драконы мне нужны, чтобы сохранять Рэйку. Пускай Жемчужный и Рокот останутся у вас, но, коли грянет необходимость защищать наши границы, вы поведёте их в бой, как и своих солдат, под знаменем Астрагалов.

Тавр замялся. Но долго возражать не стал. Диатр и марлорд Гидриар пожали руки.

Супруга Тавра, леди Ланхолия из рода Нааров, дочь того самого славного стрелка Наара, что подбил Сакраала, была своему мужу верней спутницей и советницей. Ввечеру она посмеивалась над уступчивостью диатра. Она расчёсывала медно-рыжие волосы марлорда и говорила:

— Ты обвёл вокруг пальца самого Эвридия Астрагала, воспетого по всей Рэйке от запада до востока. Ты заставил его согласиться на худшего дракона и худшую дочь.

— Драконы не бывают плохи, — возразил Тавр задумчиво. — В отличие от дочерей. Если б она не была рыжая, как я, я бы думал, что ты нагуляла её в порту.

Леди Ланхолия рассмеялась. Она любила своего циничного, хитрого супруга, потому что он подарил ей жизнь в достатке — не чета тем лишениям, что переживал любой угасающий бездраконий род. Все его колкости не смущали её.

— Нет, милый, — сказала она. — Она родилась для того, чтобы мы заплатили ею за Лавиль. Она не родит диатрину ни одного ребёнка, но с лёгкостью доведёт его до белого каления.

1. Серпентарий и драконарий

Чим'eн 948 года от разделения королевств был худшим чименом в жизни юной леди Ландрагоры Гидриар — а она прожила уже семнадцать лет. Чимен, первый из шести лунаров лета, любую из девушек настраивал на романтический лад цветением мимоз и маттиол. Но покуда сверстницы к этому возрасту обзаводились кавалерами, модными привычками и планами на жизнь, Ландрагора заимела только прозвище: Гидра. Так её называли служанки, сёстры, даже родители. Потому что не было леди более злобной, раздражительной и ненавидящей каждый божий день.

В этом худшем чимене наступил худший день: двадцать девятое число. Служанка Пиния явилась к ней в комнату и раскрыла лёгкие шторы, так что жаркое южное солнце сразу хлынуло в спальню.

— Вы должны вставать, миледи, — прозвучал её робкий голос. — Ваша матушка велела, чтобы к десяти утра вы были готовы отправляться…

Гидра не дала ей договорить. Она оторвала голову от подушки — но лишь для того, чтобы запустить ею в Пинию.

— Пошла прочь! — взвизгнула Гидра свирепо, как потревоженная пантера. И упала обратно на постель.

Пиния ретировалась. А юная леди тоскливо осмотрела свои покои.

«Ненавистная спальня», — думала Гидра. — «Я вместо платяного шкафа хотела бы поставить книжные полки. Вместо картин — схемы драконьих крыльев. А вместо этих бесполезных прозрачных штор — чёрные, глухие, чтобы не будило меня отвратительное солнце… они сказали, что так моя кожа станет совсем серой».

Она подавила стон и села. Она вспомнила, что сегодня за день!

«Сегодня я покину отвратительную спальню и отправлюсь в ещё более отвратительную, где никогда не буду одна».

Она подняла взгляд на изображения богов, что висели над её постелью. По центру — воин в белой рясе, Ирпал, вооружённый мечом. Вместо его лица сиял свет, который в этом мече отражался ярко, как в зеркале. По левую руку от него был изображён Бог-Зверь, змей Ранкар, с оскаленными зубами и гривой как у дракона. А по правую — Бог Горя Схали, странник в чёрном рваном плаще с головой козла и красными глазами.