Моря Африки

— А потом будет видно. Всё зависит от того, какие предложения получит моя жена.

Брюс и Хельда сами построили свой катамаран в Дурбане в Южной Африке, где жили и работали. Она из Зимбабве, у него английский паспорт, но в Африке с рождения. Им уже за пятьдесят и они хотели уехать, отправиться на Восток. Когда наконец закончили постройку катамарана, они забрали все свои деньги, пуделя и отправились в плавание. Их друзья, семейная пара, решили пройти с ними часть пути, чтобы попробовать, может быть им тоже понравится такая жизнь.

Они походили немного по Индийскому океану, заходили в Мозамбик, на Мадагаскар, Коморы, Майот. Раз, когда все сошли на берег, друг сказал, что забыл что-то и вернулся на лодку. Больше они его не видели!

А Когда Брюс и Хельда сами вернулись на свой катамаран, обнаружили, что их обокрали.

Все деньги, которые скопили за целую жизнь работы, которые они не могли легально вывезти из страны и собирались положить в банк в какой-нибудь цивилизованной стране.

Теперь они здесь, в Kilifi. Он работает в shipchandler, который один богатый кениец решил открыть неподалёку, она заботится о собачке, теперь уже состарившейся и облысевшей.

Вечером в баре клуба они изливают своё горе за батареей из пивных банок.

Это образованные люди, с которыми приятно побеседовать, но к сожалению они уже в последней стадии отчаяния. Она чередует затяжку сигаретой с прыском аэрозоля против астмы, он, с бородой пожелтевшей от табака. Вызывают бесконечную жалость их рассказы о том, как молодыми они работали с исследователями в природных парках Зимбабве, как строили катамаран в Дурбане, как мечтали о Востоке, который так притягивал их, ведь она музыковед а он антрополог.

Теперь они уже не строят планов и думают только о насущном, как протянуть до завтра, оба исхудавшие донельзя и озабоченные только тем, чтобы у собачки было достаточно еды.

— Боже мой. Надеюсь мы не закончим так как они. — повторяет Карло каждый вечер, когда мы задерживаемся в клубе поболтать с другими экипажами.

Но я оптимистка.

— Ладно тебе. У нас всегда есть свой дом в Милане, дети, родственники, друзья…и потом, я не пью пива и у меня нет астмы.

Но на следующий день мы ещё больше торопимся закончить работы на лодке, чтобы скорей уйти, пока неудача не прицепилась и к нам.

17. Ночь на доу

Ночь. Я неожиданно просыпаюсь с ощущением неясной тревоги. Тёплый ветер через массивный деревянный фальшборт пробирается на палубу, где мы спим, растянувшись на мешках с кукурузой. Чувствую, что лодка остановилась, но её качает, значит мы ещё в море.

Ветер дует в борт и доносит шум моря, разбивающихся волн и шум бегущей воды, как на реке. Это особенный звук, его ни с чем не спутаешь. «Должно быть течение» — подумал я.

«Да, судя по всему, здесь должно быть течение».

Мы находимся в проливе, который отделяет остров Занзибар от побережья Танзании.

Сомалийское течение, идущее с севера, очень сильное в это время года. Со скоростью три — четыре узла оно вклинивается между островами и материком, разделяясь на потоки, которые охватывают Занзибар и Пемба, усложняя жизнь мореплавателям. Течения, необозначенные мели, отсутствие маяков и сигнальных огней делают эту зону одной из самых опасных в мире для плавания.

Ветер пробирается сквозняками во все закутки судна и разгоняет застоявшийся воздух.

Запах моря. Запах старого дерева, рыбы, запах плесени грязи и немытых тел…

Лиззи просыпается, открывает глаза и садится на мешок с кукурузой, который служил ей лежанкой.

— Стоим? Что случилось?

— Не знаю, я сам только что проснулся.

— И куда все подевались?

Люди, спавшие рядом с нами, исчезли. Палуба на корме пуста и темна. Даже рулевого не видно на своём месте, и румпель, предоставленный сам себе, беспорядочно мотается при каждом наклоне судна.

— А это что за свет?

Я встаю, чтобы лучше разглядеть. На носу, за мачтой, жёлтый фитилёк колышется, отбрасывая слабый дрожащий свет и блуждающие тени: множество людей собрались вокруг чего-то большого неопределённой формы.

— Смотри, они все там.

— Они убрали паруса. Можешь сориентироваться, где мы находимся?

Смотрю вокруг. Огней Занзибара ещё не видно. Не видны также огни африканского побережья, откуда мы отправились несколько часов назад. Горизонт не виден, небо сливается с морем и без ориентиров невозможно понять, где мы.

На небе узнаю Южный Крест, чуть выше горизонта и созвездие скорпиона, которое восходит на востоке. Определяю стороны света. Чувствую ветер, взъерошивающий мне волосы и могу определить его направление. Знаю также, что есть течение, чувствую его по шуму моря… но более ничего не могу сказать. Мои чувства навигатора двадцатого века в этой темноте слепы.

Люди же, которые доставили нас сюда, в состоянии вести судно в полной темноте без карт, без компаса, без каких либо инструментов, как они делали это и тысячу лет назад.