Моряк с Балтики

Несмотря на постоянные артиллерийские обстрелы и бомбежку, Кронштадтская крепость и флот не только надежно прикрывали Ленинград с моря, но и вели борьбу с вражеским флотом. Отсюда, с рейдов Кронштадта, советские подводные лодки и торпедные катера, преодолевая сплошные минные поля, наносили чувствительные удары по немецким кораблям. Морская артиллерия умело поддерживала боевые действия наших сухопутных войск.

Старшину Военно-морского флота Владимира Петровича Куца охотно подвезли до Кронштадта морячки попутного катера. Первое, что он увидел уже издалека, была полосатая труба морского завода, приземистые здания которого протянулись вдоль гранитной набережной, и купол Морского собора, украшенный искусной лепкой, изображающей якорные канаты, спасательные круги.

После войны прошло уже немало времени, и от страшных ран, которые нанесли городу немецкая артиллерия и авиация, осталось очень немногое. Надстроены разрушенные здания, ликвидированы бомбоубежища, засыпаны окопы на площадях, бульварах и в парках.

Владимир Куц ходил по прямым, как будто проложенным по линейке улицам, останавливался у набережных гаваней и каналов. Серыми были силуэты кораблей на рейдах, гранитные стенки набережных и причалов. Кирпичными еще с довоенного времени оставались некоторые жилые дома и служебные здания: Кронштадтская школа связи, гарнизонная баня, госпиталь.

Куцу удалось встретить отставных моряков, переживших блокаду Ленинграда. До сих пор они не могли примириться с трагической гибелью линейного корабля «Марат». Тяжелая немецкая авиационная бомба разорвалась в носовой части корабля, который начал медленно погружаться в воду. Мощный взрыв, казалось, заставил содрогнуться весь Кронштадт.

Многочисленные бульвары и парки украшали город-крепость. Особенно хорош был Петровский парк, заросший могучими деревьями. Володя присел отдохнуть у памятника Петру I. Установленный на высоком пьедестале бронзовый Петр, опираясь на шпагу, казалось, наблюдал за стоящими на рейде кораблями. На нем — мундир Преображенского полка с перекинутой через плечо Андреевской лентой. Под царскими ботфортами на граните выбита надпись: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота. Яко наиглавнейшее дело!»

Ленинград встретил Куца туманом. Мокрая серая пелена висела над городом. Но от этого он не становился менее величественным с его широкими прямыми проспектами, кружевом легких решеток, плавными линиями мостов. При входе на Аничков мост Володя остановился у бронзовой фигуры юноши, укрощавшего поднявшегося на дыбы дикого коня. На гранитном кубе-постаменте была хорошо видна широкая рваная рана — след разорвавшегося неподалеку немецкого снаряда. Об этом можно было прочесть на прикрепленной здесь же металлической пластинке. Да! Это был след блокадного 1942 года, когда артиллерийский обстрел города достиг особой силы.

Затем он повернул вниз по Невскому. Остановился еще перед одним свидетельством недавней войны. На здании белыми буквами по синему фону написано: «Граждане! При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна!»

Читая предыдущие страницы, можно составить себе неверное представление о Владимире Петровиче Куце как об этаком идеальном матросе, живущем согласно уставным требованиям и только радующем свое начальство. О том, что это не так, что Владимир был не лишен известной доли озорства и легкомыслия, можно судить по тому, что произошло с ним в конце так хорошо начавшегося дня рождения.

В великолепном расположении духа он повернул к Дворцовой площади. Миновал здание Адмиралтейства. Подняв голову, полюбовался сверкающей Адмиралтейской иглой. В который раз удивился искусству ленинградских альпинистов, которые в начале войны сумели подняться на такую высоту, чтобы замаскировать шпиль: он мог стать ориентиром для немецкой артиллерии и авиации.

У Медного всадника он снова постоял, удивляясь тому, что бронзовый конь держится лишь на двух задних ногах. Когда через некоторое время он подходил к площади Труда и до экипажа остались считанные минуты ходьбы, сзади него послышался уверенный командирский голос:

Товарищ старшина! Почему не приветствуете старших по званию!?

Куц повернулся. Как же он умудрился пройти мимо кавторанга, не заметив его. Вот тебе и сюрприз ко дню рождения! И тут он, повинуясь мгновенному побуждению, припустил бегом по тротуару, оставив морского офицера в недоумении: провинившийся матрос, вместо того чтобы, опустив глаза, с покаянным видом выслушать наставления, задал стрекача.

Куц вернулся в экипаж в срок. Некоторое время колебался, но в конце концов рассказал о том, что произошло, начальнику сбора Евгению Алексеевичу Горшкову. И вовремя. Дежурный доложил, что патруль разыскивает какого-то старшину. Видимо, кавторанг проследил путь беглеца до самого экипажа.

— Ну вот что, мой дорогой! Отправляйся под арест! — сказал Горшков. И тут же нарушитель был заперт в кладовую, а у двери был поставлен часовой с винтовкой.