Моряки Гора

— Многие варварки быстро изучают гореанской, и говорят на нём бегло и красиво, — заметил тавернер.

— Я в курсе, — кивнул незнакомец, что позволяло заключить, что он, судя по всему, уже сталкивался с подобными женщинами.

— У тебя ведь было имя в твоей прежней жизни, — сказал незнакомец.

— Да, Господин, — ответила варварка, и мы увидели, что по её щеке скатилась слезинка.

— Теперь его не стало, — подытожил мужчина.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

— Ты хотел бы как-то назвать её? — спросил тавернер.

— А она для чего-то годится? — спросил незнакомец.

Очевидно, такие соображения могли бы как-то повлиять на качество и характер имени.

— Огни уже загорелись в её животе, — сообщил тавернер.

Кто-то из мужчин засмеялся, а девушка вздрогнула и пристыжено опустила голову.

Я и сам подозревал, что огни в её животе, действительно, начали разгораться. Интересно, сознавала ли она в настоящее время, в какую зависимость от них она попадёт позднее? Какими хрупкими и несерьёзными по сравнению с ними покажутся ей прутья клеток, каким невесомым станет железо кандалов.

— Пага, Господин? — предложила девушка.

— Да, — кивнул незнакомец.

Кейджера изящно поднялась, почтительно склонив голову, отступила на пару шагов, затем повернулась и поспешила к стойке тавернера.

Зал была почти полностью погружён в темноту, но мы могли видеть её контур в свете крошечной лампы, висевшей по ту сторону стойки. Девушка тщательно протёрла кубок куском ткани, поставила его около чана, с которого тут же сняла крышку и, зачерпнув половником янтарную жидкость, наполнила кубок. Закрыв чан с пагой крышкой, она подхватила кубок и под перезвон колокольчиков, украшавших её левую лодыжку, вернулась к столу. Опустившись на колени перед незнакомцем, безымянная рабыня широко расставила ноги и склонила голову. Кубок она держала перед собой обеими руками.

— Пага, Господин? — снова предложила она.

Девушку отличала ладная, гибкая, стройная фигура. Тёмные глаза хорошо гармонировали с тёмными волосами. Картину довершали приятной формы груди, соблазнительно широкие бёдра, притягивающее взгляд аккуратное лоно и миниатюрные кисти рук и стопы.

Мягкий свет крошечной лампы, свисавшей на цепочках над столом, блеснул на металле кубка и на узкой полосе стали, обнимавшей её шею.

— Да, — кивнул мужчина.

— Да, Господин, — прошептала рабыня и прижала металл кубка к своему животу, а затем мягко, но отчётливо, придавила к груди.

После этого ритуала она подняла кубок и, с испугом в глазах, поверх его кромки, посмотрела на незнакомца. Затем кейджера поцеловала кубок, быстро лизнула его края маленьким языком, и снова поцеловала, нежно, медленно, многообещающе, и только после этого протянула кубок незнакомцу, опустив голову между руками.

Тот взял кубок, и окинул девушку оценивающим взглядом, под которым она выпрямила спину, постаравшись стоять ровнее.

— Наду, — шёпотом подсказал тавернер, и девушка моментально ещё сильнее выпрямила спину, ещё шире развела колени, ещё плотнее прижала ладони к бёдрам.

Вот только голову она не подняла. Обычно в наду рабыня держит голову поднятой и смотрит прямо перед собой, тем самым демонстрируя красоту своего лица и предоставляя своему господину возможность читать на нём мельчайшие нюансы, оттенки и выражения. Впрочем, ни тавернер, ни незнакомец не сочли нужным заострять внимание на этом маленьком недочёте.

По щекам девушки сбегали слёзы, некоторые из которых падали на пол между её коленями.

— Думаю, — наконец заговорил незнакомец, — я назову её.

— Если хочешь, — пожал плечами тавернер, который, конечно, позже мог сделать с данным ей именем всё, что пожелал, хоть отнять, хоть изменить.

— Пусть на некоторое время, — объявил незнакомец, — она побудет Таленой.

У многих мужчины вырвались возгласы протеста. Девушка ошеломлённо уставилась на него, её рука непроизвольно взметнулась ко рту. Похоже, она была в ужасе.

— Ни за что! Никогда! — вскинулся тавернер. — Это ненавистное имя больше не упоминают. Его больше не услышишь в приличных местах.