Моряки Гора

Иногда рабыня, стоя в наду просит близости, прижимая руки к бедрам тыльной стороной, поворачивая свои нежные, тонкие, чувствительные ладони к господину. Это один из способов умолять хозяина о ласке. Безусловно, таких бессловесных способов, просить об этом, существует множество. Например, можно завязать в волосах рабский узел, или, еще проще, стоя на коленях или лежа на животе, облизать и поцеловать ноги господина, время от времени, бросая на него взгляды в немой мольбе. Разумеется, внимание владельца можно привлечь и устно, и тоже весьма по-разному, от негромких шумов, сигнализирующих о разгорающихся потребностях до недвусмысленных фраз, вроде: «Напомнят ли мне о моем ошейнике», «Я хотела бы поцеловать плеть своего господина», «Закуйте меня в ваши цепи», «Не буду ли я связана этой ночью, Господин», «Рабыня просит ласки», и так далее. И, конечно, существуют определенные движения, позы и выражения лица, иногда еле заметные, но обычно достаточные, чтобы привести господина к ней, с веревкой в руке.

Помнится, тавернер говорил, что огни уже начали гореть в ее животе. Те самые огни, которые обычно называют рабскими. Возможно, кому-то это покажется жестоким, разжигать такие огни в животе женщины, ведь это в конечном итоге делает ее их беспомощной пленницей, но это не так. Во-первых, может ли женщина быть истинной женщиной, если ее живот периодически, непреодолимо, необходимо, беспомощно не пылает в огне, не просит о прикосновении мужчины? Во-вторых, это не делают со свободными женщинами, это только для рабынь, которые, по сути, являются простыми животными, домашними животными. И это очень улучшает их. Кто хотел бы иметь рабыню, в животе которой не горели бы рабские огни? Они являются самыми прочными из всех цепей.

— Даже не знаю, что мы можем сейчас услышать, — сказал кто-то.

— Верно, — хмыкнул другой.

— Любопытство, — невозмутимо добавил третий, — не подобает кейджере.

— Правильно, — кивнул тавернер. — Нечего ей уши развешивать. Пусть возвращается в свою клетку.

— Пожалуйста, нет, Господин! — прошептала девушка, но тут же, испуганно задрожав, взмолилась: — Простите меня, Господин.

И было чего бояться, ведь она заговорила без разрешения.

— Пусть остается, — вступился невольницу незнакомец.

В принципе, оплошность была незначительной и, очевидно, нечаянной, к тому же девушка немедленно осознала это, раскаялась и исправилась. Рабовладельцам свойственно подходить к данному вопросу с рассудительностью и здравым смыслом. Такое нарушение дисциплины, столь естественное и тривиальное, не требовало обязательного наказания. В него же не было вовлечено умысла, оно не было проявлением смелости. Наказание рабынь, так же как и наказание других животных, кайил и прочих, используется экономно, и редко без явного повода. Бессмысленная жестокость на Горе резко осуждается и случается редко. Безусловно, плеть никуда не деется, и рабыня знает, что она будет использована, стоит только ей своими действиями вызвать неудовольствие, хотя бы малейшее неудовольствие. В конце концов, она — рабыня.

Девушка бросила на незнакомца взгляд полный благодарности. Какими же оживленными и любознательными эти маленькие бестии в ошейниках становятся, когда речь заходить хотя бы о крохе информации. Они жаждут разузнать все.

Но, возможно, помимо любопытства, эта нагая девица в ошейнике, хотела остаться рядом с этим посетителем. Разумеется, во второй раз подавая ему пагу, перед тем как склонить голову и протянуть незнакомцу, она снова облизала и поцеловала его кубок, причем со всем возможным пылом и разгорающейся страстью беспомощно возбужденной кейджеры, просящей признать ее достойной алькова. Не исключено, что она могла прочитать в его глазах нечто, потрясшее ее до глубины души. Возможно даже, что-то очень простое, что-то вроде: «Я — Господин, а Ты — рабыня».

— Как пожелаешь, — не стал спорить тавернер.

— Конечно, — добавил незнакомец, — она должна быть связана по рукам и ногам.

Тавернер кивнул своему помощнику на шнур, тот самый, который рабыня положила поверх своего, тщательно свернутого желтого камиска. Через мгновение ее маленькие запястья, скрещенные за спиной, были стянуты петлями и привязаны к лодыжкам.

Рабыня немного потянула руки, пробуя шнур и уяснила для себя, что была совершенно беспомощной пленницей этих аккуратных петель, что, в принципе, было ожидаемо.

По жесту незнакомца помощник тавернера сдвинул нагую, связанную, стоявшую на коленях рабыню, немного назад, на пару футов, за границу освещенного пятна, в тень, по-видимому, чтобы ее присутствие было менее навязчивым, или чтобы она лучше понимала себя той, кем она была, женщиной и рабыней.

— Рассказывай, — подтолкнул незнакомца тавернер.

— Рассказывай, — поддержали его несколько нетерпеливых голосов.

— Я ходил на большом корабле, — начал незнакомец. — Да-а, на корабле Терсита.

Глава 2 Пролив между Косом и Тиросом

Это было пугающее зрелище.