Мориарти. Последняя глава

Переводя дыхание, Мориарти уловил тяжелый запах табака, смешанного с разнообразными ароматами женских духов, объединявшихся общим названием «благоухание Аравии». Нюх у Профессора был хороший, и за сладкими цветочными букетами он уловил нотки человеческого пота, соединявшиеся с другими, витающими в воздухе и соперничающими друг с другом запахами.

Он прошел взглядом по заполненному публикой залу, задерживаясь на узнаваемых лицах, наблюдая за зрителями, над головами которых висела, подрагивая и кружась, сизая табачная дымка.

Взволнованный гул аудитории достиг, казалось, пика, когда дирижер постучал по пюпитру и поднял дирижерскую палочку. Зал погрузился в полутьму, голоса постепенно стихли, публика замерла в ожидании. И духовые протрубили: Тан-та-ра-ра-та-та-тум-та-ра-ра…

Занавес ушел вверх, открыв зрителям сотню мужчин и женщин в красных мундирах, синих штанах и гусарских киверах-базби, которые, маршируя на месте, разразились простенькой патриотической песенкой, написанной специально для этого случая и призванной направить мысли собравшихся на идущую в Южной Африке войну. К духовым, задавая четкий военный ритм, присоединились струнные и барабаны. «Я даже испугался, что крыша рухнет», — рассказывал позднее Мориарти. Певцы и танцоры, не переставая маршировать на месте, перестроились по четверо, вызвав восторженные аплодисменты и одобрительные возгласы. Компания Беспечного Джека присоединилась к большинству. Сам Джек наклонился к Боуксу и что-то сказал. Оба рассмеялись.

«Пусть повеселится напоследок», — подумал Профессор.

Хор закончил, сцена опустела, и оркестр приветствовал Юджина Страттона, комика с черным лицом и белыми губами, изображавшего из себя негра.

Плачут о ней Души моей струны,
Моя любовь.
Моя кровь,
О, лилия,
Королева лагуны…

Танцевал он определенно лучше, чем пел, к тому же ритм мягкой чечетки умело подчеркивал контрапункт барабанов.

Далее последовали уже ставшие популярными номера: «велосипедистки-эквилибристки Кауфмана» — одетые в облегающие, весьма откровенные по тем временам костюмы девушки не только вытворяли нечто невероятное, но и вызывали вполне понятное восхищение мужской половины аудитории; чудо-жонглер Чинквалли со своим коронным номером «Человеческий бильярд»; и в завершении первой части программы — любимец публики Фреда Карно и его уморительные скетчи.[47]

В перерыве в ложу принесли стакан бренди, и Профессор с удовольствием его потягивал, наблюдая из-за сдвинутых декоративных шторок за Беспечным Джеком, который расхаживал по залу, приветствуя знакомых. За ним, приотстав на шаг, следовал Боукс. Джек заметно оживился, и обычное для него простоватое выражение Фермера Джайлса,[48] сошло с лица, сменившись обходительно-вежливым, с которым он и представлял друзьям почтенную Нелли Флетчер. Знающие люди поговаривали, что маска наивного простака — вытаращенные глаза, приоткрытый рот и походка враскачку — рассчитана на внешний эффект и имеет целью замаскировать проницательность и коварство. Какого-то определенного мнения на этот счет у Мориарти не сложилось.

Самая трудная позиция в программе любого вечера — начало второй половины. В этот раз устроители сделали ставку на приятного худощавого молодого человека, появившегося на сцене в шляпе-шапокляк и с тростью.

— Добрый вечер. Я — Мартин Чапендер.[49]

Сложив цилиндр, он бросил его на столик, после чего поразил зрителей фокусами, казавшимися настоящей магией. Сначала проглотил и достал из кармана трость, потом вытащил прямо из воздуха бильярдный кий и продемонстрировал удивительную способность игральных карт, которые по одной и без посторонней помощи, стали подниматься из лежащей в стеклянном стакане колоды.

Взяв со столика шапокляк, Чапендер посмотрел с хитрецой на аудиторию.

— Ожидали увидеть кролика? — спросил он и тут же вынул из шляпы белого, отчаянно сучащего лапками кролика. В следующий момент фокусник завернул зверька в газету, порвал ее на клочки и рассыпал по сцене. Кролик исчез.

Спустившись в зал, Чапендер позаимствовал не у кого-нибудь, а у самого Беспечного Джека красивые золотые часы на тяжелой цепочке, которые незамедлительно обратились в прах в его руках, немало смутив озадаченного Джека. Затем, обратив внимание публики на подвешенный над сценой ящичек, попросил опустить его, а когда тот опустился, открыл и достал кролика с висевшими на шее часами.

После фокусника настала очередь знаменитых артистов мюзик-холлов, которые, отработав в других местах, съезжались в «Альгамбру». Первым публика бурно приветствовала мистера Дэна Лено, «Шефа комедиантов», несомненно, величайшего комика своего времени. Это был невзрачный человечек с забавным лицом и печальными глазами, рассказал историю мистера Пипкинса, любимейшего из своих персонажей, который познакомился со своей будущей женой в лабиринте, да так в нем и остался.

Изрядно повеселив зрителей, Лено уступил сцену несравненной мисс Мэри Ллойд, «Королеве комедии».