Морок

Страх не проходил и сейчас, в ушах еще звучал голос Юродивого. Пытаясь избавиться от страха и от голоса, Полуэктов включил музыку, подошел к окну и раздернул легкие занавески. Мокрый и серый город лежал перед ним. На левом берегу реки высились частоколом трубы, густо дымили, и грязный полог набухал, ниже опускаясь к земле. Сыпала морось, и стекла снаружи плакали. Мутно, сыро, тоскливо...

В дверях замаячил помощник Суханов, но Полуэктов махнул рукой - уйди. Тот бесшумно вышел. Полуэктов снова остался один на один с городом, который отсюда, с высоты шестого этажа муниципального совета, виделся как на ладони. Тусклый, невзрачный, похожий на погоду, какая в нем правила. И город, и погода, и недавнее посещение лишенческого лагеря, а больше всего - внезапное появление Юродивого перед машиной, его гремящие слова все, все, что окружало, представилось Полуэктову таким мерзким, что он не удержался и плюнул себе под ноги, прямо на ковер. Была бы возможность плюнул бы на весь город и на всю землю, по которой ходил. Мама когда-то так и сделала. Мама... А ведь права оказалась, права. Полуэктов ближе придвинулся к окну, отыскал в мутной дымке плоскую крышу железнодорожного вокзала. Там, на первом пути, стоял тогда поезд. Сколько прошло времени? Полуэктову было лет шесть, не больше. И он еще не осознавал, что происходит с ним и куда они уезжают с матерью и почему отец остается на перроне и не заходит в вагон. Отец плакал, мать же оставалась суровой и неприступной. Она подождала, когда носильщики занесут чемоданы в купе, затолкнула в тамбур сына, поднялась на подножку и неожиданно обернулась назад. Ни до, ни после Полуэктов не видел на ее лице столько ненависти. Она нагнулась и плюнула на перрон, на то самое место, где только что стояла, плюнула с такой силой и таким большим сгустком слюны, что белесые брызги отлетели отцу под ноги.

Отец оставался, не решаясь порвать с этой землей, а мать уезжала. Навсегда.

- Ни я, ни сын - ни ногой на эту вонючую землю! Ни ногой! Будь она проклята вместе со своими идиотами!

Как сейчас Полуэктов понимал мать! "Ни я, ни сын..." А вот тут мать ошиблась. Сын по доброй своей воле снова оказался на этой земле, чтоб ей и всем ее жителям...

"Стоп-стоп-стоп... - одернул себя Полуэктов. - Спокойно, не мальчик. Спокойно, спокойно... И за работу".

Он скинул пиджак, закатал рукава рубашки и сел на свое место, готовясь к долгому дню. Выключил музыку и позвал Суханова. Тот вошел сразу же, словно стоял, дожидаясь, за дверью. Гладенькая прическа, волосок прилизан к волоску, губы поджаты, глаза ничего не выражают, кроме одного спокойной готовности ответить на любой вопрос. В руках Суханов держал папку.

Невозмутимый вид помощника успокоил Полуэктова. Все идет так, как надо, своим чередом. Даже если разверзнется небо и посыпятся камни. Суханов все равно явится для доклада и на костюме его не будет ни единой складки, ни соринки, ни пылинки, а на черных, до блеска надраенных туфлях все так же будет отражаться люстра.

- Так, что день прошедший нам предложил? Только главное. Остальное прочитаю сам.

Суханов раскрыл папку, помедлил, видимо, выбирая, с чего начать.

- Ну? - поторопил его Полуэктов.

- Вчера ночью из публичного дома сбежала проститутка. Кличка Руська. Стаж пять лет. Имеет долг перед хозяйкой дома, накануне обследована медкомиссией, признана больной и помещена в медицинскую комнату. Местонахождение неизвестно.

- Суха-а-нов, я вас не узнаю. Что, самое важное в городе - это исчезновение проститутки?

Суханов замолчал, плотнее поджал тонкие губы. Полуэктов хорошо знал своего помощника и поэтому отрывисто скомандовал:

- Договаривай!

- Видите ли...

- Договаривай! Ясно и четко!

- Видите ли, она сбежала не сама. Ей помогли. Служителя заведения обнаружили избитым и связанным. Сделал это Павел Емелин. Уроженец деревни Березовка, двадцати четырех лет, профессионал. Стаж с двадцати лет. Вот. Суханов достал из папки фотографию, положил ее на стол и, отойдя на прежнее место, договорил главное: - Емелин - охранник вашей жены.

Широкоскулый, чуть узкоглазый парень смотрел с фотографии прямо на Полуэктова. Взгляд настороженный, исподлобья, какой бывает у зверей, посаженных в клетку. "Ты знаешь, я без ума от этого мальчика, - сразу же зазвучал в памяти голос Лели. - В нем есть что-то первобытное, такое вот э-эх!" Она растопыривала тонкие пальцы с накрашенными ноготками и делала вид, что хочет кого-то задушить. Глядя на жену, Полуэктов покатывался со смеху. Сейчас не до смеху. Слишком уж многое знает парень. Знает такое, что никому не должно быть известным. Ч-черт! Полуэктов постучал пальцем по фотографии, по лбу бывшего охранника. Жаль, конечно, Павел Емелин, жаль...

- Суханов, даю не больше суток. Он должен исчезнуть. Что еще?

- Со вчерашнего дня в городе появился странный человек. Ходит босой, в одной рубахе, на шее железная цепь и крест. Подходит к людям, произносит евангельские тексты. Задержать не удается, на людей тут же нападает обморочное состояние.

- Это мне уже знакомо.

- Не понял, - насторожился Суханов.