Морок

Он не боялся, что его настигнут и убьют. Верил, что не могут убить, пока он не исполнит своего долга. А оно заключалось в том, что он должен был узнать - какое еще наваждение готовится для людей? Узнать и предостеречь их.

Он миновал парк, площадь, выбрался к чугунной плите "Декларации" и, отмахнувшись от нее крестом, вошел под стеклянный навес "Свободы". На чистых мраморных ступеньках оставались после него мокрые следы. Санитары, дежурившие в зале, кинулись к Юродивому, но он властным жестом отмел их в сторону. Вбежал под своды гулкого коридора, выскочил в пустой зал, оглянулся растерянно и - дальше, дальше... "Остановить, остановить, пока весь город не сошел с ума. Я остановлю его. Моих сил должно хватить, он не может устоять передо мной. Остановить..." Путался в лабиринтах, утыкался в глухие стены, возвращался назад и снова упрямо бросался в поиск. Никакая угроза не заставила бы его сейчас вернуться назад. Чуял - где-то здесь, близко.

26

"Вспышка" догорала.

Озарив город и смахнув жаром намеченное, она теперь подчищала остатки. В воздухе несло невидимый пепел. Он оседал на крыши, проникал в каждую квартиру, в каждую лишенческую ячейку, осыпал головы уцелевших людей и хотя был невесом и для глаз неразличим, тяжело давил, заставляя горбиться, и окрашивал серую жизнь в черное. Его запах, запах затухающего, но полностью еще не догоревшего пожара, ощущал даже Бергов, сидевший в своем кабинете в "Свободе". Уже зная о том, что случилось в церкви, и радуясь этому, он никакой тяжести не испытывал и никакой черноты вокруг не замечал. Думал о том, что к завтрашнему дню "Вспышка" должна быть завершена полностью. Не сомневался, что завершится она благополучно. Полуэктов, молодец, работал, как настоящий мастер.

"Закончится "Вспышка", - думал Бергов, - и сразу же, без раскачки, внедряем трудовую повинность для лишенцев и вводим новое деление трудармейцы. Переоборудовать корпуса, ввести карантин и - широкую дорогу удачному эксперименту. Полуэктову в ближайшие дни показать результаты, пусть полюбуется. Теперь он способен на многое... Все-таки теория моя не знает осечек. Власть принадлежит только тем, кто умеет отрекаться, мало того - отрывать от себя ненужное, даже если оно приросло, с кровью, оставляя для себя только одно божество - саму власть. Все остальное должно приносить божеству в жертву. Ничего, присущего обычному человеку, властитель - если он истинный властитель - не имеет. Лишь в этом случае дается возможность всегда оставаться целым и побеждать. При любой погоде".

Думая так, Бергов имел в виду и еще одну особенность: для истинной власти требуется принести в жертву и едва ли не самое главное - отказаться от внешней славы. Той самой, когда хвалят тебя, превозносят на всех перекрестках, запихивают на пьедестал и выбивают на этом пьедестале твое имя. Этот отказ стоил Бергову великих трудов, но он преодолел соблазн и остался в тени. А на пьедестал пусть запихивают Полуэктова, пусть его же потом и сбрасывают, а он, Бергов, будет обладать истинной властью и нового кандидата на пьедестал всегда подыщет. Именно этим - опять же властью! отречение и окупалось.

- Для качественного строительства требуются идеальные камни. Поэтому все шершавинки и зазубринки требуется убирать подчистую. - Бергов, по давней привычке рассуждать с самим собой, произнес это вслух и ему понравилось, что главную суть удалось сжать в одной фразе. Повторил еще раз: - Убирать подчистую.

Последние слова накрыл телефонный звонок. Бергов поднял трубку и услышал тревожный голос Полуэктова:

- Юродивый каким-то образом уцелел. Сейчас вышел из церкви, и остановить его никто не может. Санитары даже боятся приблизиться, какое-то наваждение. Судя по всему, он идет к "Свободе".

- Слушай, Полуэктов, а ты бы мог его остановить? Как думаешь?

В трубке - молчание, затем, в нерешительности, голос:

- Не знаю... Боюсь, что нет. Просто я не успею. За вас беспокоюсь.

- Спасибо за беспокойство. Приятно, что о тебе беспокоятся. Значит, он двигается к "Свободе"? Ну и хорошо. О Юродивом можешь не вспоминать. Его уже почти нет.

- Я ничего не понимаю!

- Что же тут непонятного? Его уже почти нет. Забудь про него и занимайся своими делами. Сегодня ночью все лишенцы должны быть изолированы.

Бергов положил трубку и усмехнулся, представив удивленное лицо Полуэктова. "Засомневался - остановит или нет? Значит, шероховатости в кирпичике еще остались".

Он вернулся к столу, на котором разложены были старые, пожелтевшие листки, исписанные то красными, то фиолетовыми чернилами, а то и химическим карандашом. Бумага от времени высохла и хрустела в пальцах. Чернила и след химического карандаша едва различались, иные буквы выцвели и исчезли, но Бергов, перечитывая написанное в третий раз, все хорошо разбирал, до последнего слова.

"Н-ское ГубЧК. Донесение.