Морок

Проснулся я посреди ночи, прямо-таки подскочил, дай, думаю, так и сделаю, а вдруг. Темень-то я поймал, а что делать дальше с нею и не знаю. Сидим мы вдвоем в доме: на одной стороне стола я, на другом – кадка. Смешно и страшно. Ну и вынес я кадку на улицу, да забыл про нее. Глупость приснилась, и ладно. Сам по дому хозяйничал, кашу варил. Тут, глядь в окно, небо затянулось да дождь полил. Капли крупные, да ветер сильный. Ветром кадку повалило, а оттуда Матильда выпала. Труханул я, конечно, а как же. Да девчонку-то надо спасать, валяется на земле, видно, что без сознания. В дом затянул. Выспалась. Я все и разузнал, что вам рассказываю. А потом ей рассказал, как она здесь очутилась.

И тут Матильда как спохватится, бусы, говорит, со мной бабушкины были, я их храню, они мне дороже всех сокровищ. Ну, видать, в кадке остались. Она к кадке и выбежала. А тут как молния ударит по ней сверху. Еле откачал. Жива осталась. А как на болотах очутилась и что до избы было – не помнит.

А я и рассказывать не стал. Меньше знаешь – крепче спишь. Да и страшновато. Вдруг и меня утопит.

– А сейчас-то зачем рассказал? – спросил седобородый.

– А затем, Миролюб, что, раз уж вы хотите узнать, что в книге написано, то должны сначала каждый о себе правду узнать.

– Про себя–то я, положим, все знаю. Я ведун, или вещун, кому и как угодно. Откуда способность во мне живет, не знаю, только знаю, что, бывает, рот раскрою, а оттуда слова сами сыпятся. Что слова значат, я не ведаю, потом только, опосля могу понять. Только вот ни разу не было, чтобы слова эти впустую сыпались. Всегда со значением. Другое дело – значение их понять мало кто умеет.

Началось все давно. В детстве меня вообще отовсюду гоняли. Дурачок был деревенский. Иду так вот, иду себе, а потом вдруг слово какое скажу. Или головой начну мотать. Или рукой дергать. Но чаще слово какое-нибудь. Прям лезет и лезет из меня. Меня так дураком и считали, бить не били, чураться не чурались, но только всерьез никто не принимал. И то, самому было противно, стоишь с парнями да девчатами, кто косу треплет, кто в сторонке шепчется, а я вдруг, ни с того ни с сего возьми и начни ерунду какую говорить. Это потом во мне тётка проезжая оракул распознала. К матушке моей пришла и говорит: «Сын твой, Аксинья, что будет вещает, дар у него такой, не дурак он. Ты мне, Аксинья, верь, я барышня ученая, много книг прочла. Таких раньше берегли как зеницу ока, а теперь истреблять начали. Вот, держи адрес, мальца ко мне пришли. Только никому ни слова.».

Бедная матушка моя, собрала мне заплечный мешок и отпустила, иди, говорит, темными лесами к людям добрым, ищи Рогнеду, она тебя спрячет и дар твой поможет на службу добру поставить. Только до того, как Рогнеду сыщешь, про дар-то никому не говори.

Я и пошел куда глаза глядят. До самого дворца дошел, там ученая эта со мной и занималась, там и жил, и столовался. Кормили хорошо, одевали, грамоте учили. Да только не показывали никому, прятали.

А ночью приходила ко мне ученая эта и вопросы разные задавала. А ей свою тарабарщину и выдавал. А она записывала. В эту самую Книгу и записывала, которая сегодня с нами на столе лежит. А как пропала Книга, так Рогнеда меня и отпустила, сказала, в Книге той все написано, как найду ее – так все мое обучение и кончится. А искать ее – надо за мигающей звездой идти, как под звездой встану – так и на месте.

– Так ты что же, Миролюб, можешь понять, что написано в книге? – спросил коренастый.

– Так, может, и могу, – ответил Оракул.

– А что ж ты раньше не рассказывал про себя? Мы тут сколько сидим, пробуем понять, а ты прочесть можешь?

– Да я, признаться, думал, все могут. Мы же все считаем, что наши истории одинаковые, так я думал, что все у Рогнеды обучались. Тем более и Бориса я там пару раз видел. Так я был уверен, раз все у нее были и никто не прочел, и я, стало быть, не смогу.

– Да кто такая эта Рогнеда, в конце концов! – стукнул Богдан по столу кулаком.

– Что это все значит?

– Зачем нас здесь собрали?

– Что значит эта книга?

Собравшиеся гудели, задавали вопросы, пытались дать ответы, никто никого не слушал, каждый что-то говорил.

Борис поднял руку и громко сказал:

– Сначала все мы узнаем наши истории, и только потом откроем книгу. До тех пор это – опасно. Согласны ли вы провести ночь за рассказами о себе.

Все притихли, и, как ни хотелось поскорее добраться до тайн, решили все же рассказать каждый о себе.

***

С тяжелым сердцем покидал Казимир корчмаря, непомерным грузом по ляжкам брякал кошель с золотыми.

В этот раз было все не так. Выть хотелось.

«Неужели совесть?» – в ужасе вздрогнул Казимир.

Хорошая, ладная да широкая дорога вилась вдоль плетня, уставленного по временам битыми горшками и длинными выбеленными черепами козлов.

Дом, стоящий в глубине корчмарских угодий, был опрятен и хорош, чем-то был похож он на яркий пряник, которыми манят детей на ярмарках по осени. Синие крашеные рамы оконца весело подмигивали путнику, отражая хрустальными стеклами солнечных зайчиков.