Морок параноика (СИ)

И его тон, преувеличенно деловой и жизнерадостный, и предложенная тема разговора категорически Вере не понравились. Потому что она точно знала, что помещений хватает, и даже с избытком, а, значит, Курбанов зазывал ее к себе с единственной целью – поговорить без свидетелей. И это могло означать только одно.

Вера до боли стиснула зубы и зажмурилась. Когда она повернулась к Вадику, она улыбалась. Она знала, что сейчас Вадик различает только ее силуэт, но все равно улыбалась. Погладила его по руке, потом по лицу:

– Сейчас, милый, сейчас отвезем тебя в палату, я тебя там, как следует, устрою…

Вадик поймал ее руку и, лихорадочно пытаясь разглядеть ее лицо своими почти незрячими глазами, прошептал:

– Не уходи…

– Я не уйду, – Вера ласково сжала в ответ его руку и снова улыбнулась, мысленно прилагая все силы, чтобы голос звучал ровно и уверенно. Она держала и не могла отпустить его руку, чувствовала, насколько та слабая, исхудавшая, почти прозрачная, и это ощущение приносило ей острейшую душевную боль. – Я не уйду, – повторила она, с трудом удерживая рвущуюся наружу истерику, – только к Курбанову минут на десять схожу, а потом опять к тебе вернусь.

Она наклонилась и поцеловала руку мужа. Санитары ухватились за ручки каталки, на которой лежал Вадик, и повезли ее по коридору. Вера шла рядом, все так же держа Вадика за руку и не отпуская ни на секунду.

В палате она помогла санитарам переложить Вадика на кровать, заботливо укрыла его, поправила подушку. Тут пришла медсестра с капельницей, и Вера, еще раз клятвенно заверив Вадика, что очень скоро вернется, пошла к Курбанову. Из палаты она выходила спокойно и с улыбкой. В коридоре улыбка слетела с ее лица, а ноги сами собой перешли на бег. Как будто это могло что-то решить… чему-то помочь…

Курбанов курил. Это было настолько немыслимое зрелище, что Вера в первый момент застыла на пороге, не зная, как реагировать. Он курил нервно, судорожно затягиваясь каждые несколько секунд и угловатыми, неровными движениями стряхивая пепел в какую-то непонятную емкость.

– Яри, ты же не куришь!.. – только и смогла вымолвить Вера, переступив, наконец, порог кабинета.

– Как видишь, курю, – буркнул Курбанов и кивком головы указал на кресло, – сядь.

Вера пошла в сторону кресла, но на полдороге остановилась и повернулась к нему:

– Что, все настолько плохо?

– Сядь, не маячь! – повысил голос Курбанов, и Вера послушно села, уставившись на него испуганным взглядом.

Курбанов потушил окурок и принялся ходить взад-вперед по кабинету, явно собираясь с мыслями. Потом резко остановился и в упор посмотрел на Веру:

– Я понять не могу, как он вообще сюда дошел. На морально-волевых, наверно. Он должен был рухнуть, не дойдя до Солнечнова, в его-то состоянии. Рухнуть и уже не встать. Я, конечно, накачаю его лекарствами, и на какое-то время ему будет легче, но… Вера, я все понимаю, ты так ждала его и дождалась… Это уже чудо… Я рад тебе помочь, я сделаю все, что в моих силах, и даже больше. Но на нем такая доза! Будь это в мирное время, в специальном центре, может, что-то и можно было сделать, да и то вряд ли… – он набрал в грудь воздуха и высказал то, к чему вел свою речь. – Сутки. Максимум, двое. Больше он не протянет, как ни старайся.

Вера сидела в кресле, слушала это и чувствовала, как из нее уходят остатки души. От низа живота поднимался лед, внутренности замерзали и покрывались инеем. Лед поднимался все выше, выше, заломило сердце. Кабинет куда-то уплывал, уплывал, речь Курбанова становилась невнятной.

– Вера! Вера! Ты слышишь меня?

– Да, слышу… – голос тоже замерзший, чужой и, как будто, издалека. – Я слышу тебя, Вадик… То есть, Ярослав… Я к Вадику пойду.

– Иди.

Курбанов проследил взглядом, как Вера заторможено поднимается из кресла и, натыкаясь на углы, бредет к двери. Потом сел за стол и обхватил голову руками.

Взять себя в руки. Голову поднять. Слезы убрать. Плечи распрямить. Взгляд сфокусировать. Вот уже дверь в палату. Улыбку на лицо. И твердо – твердо! – взяться за ручку двери.

– Это я, Кисуленька! Я же обещала, что быстро. Вот, уже пришла.

Веки Вадика дрогнули, слабая улыбка чуть тронула губы. Пальцы правой руки зашевелились, как бы прося: “Дай руку!”. Вера села на стул около кровати, взяла обеими руками руку Вадика и прижалась к ней щекой.

Вошла тетенька, что работала на кухне, с миской и ложкой в руках. В глубине души Вера обрадовалась ее появлению, потому что как бы ни любила она Вадика, просто сидеть неподвижно рядом с ним, смотреть на него и знать, что не можешь спасти его, было для ее души невыносимой пыткой. И душа и тело жаждали деятельности. Хоть какой-то. Лишь бы на мгновение забыть, что невидимый счетчик тикает, отсчитывая секунды, и его не остановить.

Вера приняла у тетеньки миску и ложку, поставила на тумбочку у кровати. Аккуратно приподняла Вадика, стараясь не потревожить капельницу на левой руке, усадила его повыше. Он пытался отказаться есть, сказал, что не хочет, но Вера покачала головой, не соглашаясь: