Морока (сборник)

В три часа дня депутат Дюревиль вызван на завод.

– Ваше присутствие крайне необходимо.

Депутат Дюревиль сказал секретарю редакции Кэт Упстон:

– Дожидайтесь моего возвращения.

Автомобиль быстро примчал Дюревиля к заводу:

– Поскорее, поскорее, вас ждут!

Привычной походкой опытного оратора Дюревиль проходит через толпу. Тысячи глаз – черные, серые, голубые смотрят на Дюревиля. Тысячи глаз, в которых и горечь, и надежда, и озлобление, и ненависть. Эти глаза пронизывают насквозь, эти глаза впиваются в Дюревиля…

– Дюревиль… Дюревиль…

– Товарищи!

И опять Дюревиль чувствует на себе глаза. Без этих впивающихся в него глаз Дюревиль не смог бы сказать ни слова.

– Дюревиль… Дюревиль…

Но речь Дюревиля вызывает, недоумение:

– Организованность… Спайка… Дисциплина… Глаза – тысячи глаз, вспыхивают негодованием. Глаза – тысячи глаз, выражают нетерпение. Слово берет Джон Робертс – рабочий того же завода.

– Довольно! Мы не позволим, чтобы нас выбрасывали на улицу, как собак. Не позволим!

Натрибуне снова Дюревиль.

– Партия обсудит вопрос о всеобщей забастовке!

Но сепаратные выступления…

– Внимание… Внимание…

– Партия примет все необходимые меры! Если надо будет…

Дюревиль не договорил: крики, аплодисменты.

Джон Робертс снова на трибуне:

– Победа или смерть!

– Победа! Победа!

Старый рабочий, стоявший в первых рядах, заявил: – Мы хотим видеть русских товарищей!

– Русские!.. Русские!.. – пронеслось по залу. Задние взбирались на плечи передних – чтобы увидеть русских товарищей.

– Это ложь буржуазной печали! Русские к нам не приезжали!

Но никто не поверил. Шёпотом передавали:

– Еще не время…

Рабочие хорошо знали, зачем приехали русские товарищи!

– Товарищи! – сказал в заключение Дюревиль – предлагаю вынести резолюцию протеста против закона о высылке русских… Приветствие русскому пролетариату…

Резолюция принимается единогласно. Гражданин Дюревиль возвращается домой.

Но ни Кэт Упстон, ни русского мальчика в редакции не оказалось, и никто не мог сказать, когда и куда они исчезли.

ВОСЬМАЯ ГЛАВА,

в которой читателю становится известным о покушении на жизнь мистера Бебеш.

ПОЖАР У МИСТЕРА БЕБЕШ.

В восемь часов вечера мистрисс Бебеш почувствовала озноб и усталость – озноб и усталость чувствовала мистрисс Бебеш раз десять в течение дня – и вздумала прилечь на электрическую кровать, которая так превосходно действовала ночью. При помощи горничной она повернула выключатель. Электрическая теплота расползлась по сетке – электрическая теплота стала согревать постель. Мистрисс Бебеш требовала:

– Еще! Еще! Холодная!..

Стрелки мистрисс Бебеш показывали секунды:

– Еще!.. Еще!..

Кровать нагревалась все больше и больше. Наконец…

Но разве мы можем описать отчаяние мистрисс Бебеш – бедной мистрисс Бебеш, при виде воспламенившейся кровати! Горничная одна и горничная другая и третья горничная перенесли ее маленькое тело в место, достаточно удаленное от горящих кружев ее, мистрисс Бебеш, спальни.

Через полчаса весь город знал о новой козни большевиков:

– О покушении на жизнь мистера Бебеша!

«Отечество в опасности»! – писала вечерняя газета, субсидируемая мистером Бебешем: – «если не будут приняты самые крайние меры, цвету нашей нации грозит гибель от руки злостных бандитов»…

Далее следовало описание заслуг мистера Бебеша, восхвалялись качества выпускаемых его предприятиями товаров и сообщались курсы акций тех обществ, во главе которых стоял мистер Бебеш. Курсы эти стояли все-таки не особенно высоко, хотя и несколько выше государственных фондов.

Статья заканчивалась требованием ареста всех большевиков – как русских, так и отечественных, при чем газетка не стеснялась делать намеки на самого депутата Дюревиля.

СОВЕЩАНИЕ В ПАРЛАМЕНТЕ.

Еще с утра, под влиянием слухов о приезде большевиков и уличных волнений, в парламент начали съезжаться депутаты. К вечеру парламент представлял давно невиданное зрелище: прибыли депутаты, годами побывавшие в парламенте – и не только министры, но и товарищи министров. Говорили о большевиках, о панике, о пожаре, о покушениях, причем каждый из видных политических деятелей предполагал, что очередь за ним, а многочисленные журналисты составляли бичующие статьи по поводу трагической гибели NN – место для имени оставалось свободным.

В десять часов открылись многочисленные совещания – фракций, подфракций, секций, подсекций, комиссий и подкомиссий. Параллельно шло заседание кабинета министров.

Мнения разделились: консерваторы, опиравшиеся на крупное землевладение и опасавшиеся конкуренции русского хлеба, настаивали на самых крайних мерах – либералы предлагали те же крайние меры, но в несколько иной и более демократической формулировке – правое крыло, рабочей партии воздерживалось от голосования.

Кабинет министров постановил: в целях прекращения волнений на заводах, отпустить мистеру Бебешу, который приобретал заводы, находившиеся до сих пор в руках мистера Ундергема, крупную сумму денег в беспроцентную ссуду, а что касается большевиков, то их постановлено было немедленно арестовать и отдать под суд, как за самовольный въезд, так и за покушение на жизнь мистера Бебеша.