Моролинги

– История, на мой взгляд, почти анекдотическая. Рассказываю, как написано в его медицинской карте, поэтому все претензии не ко мне. Как тебе известно, Бенедикт Эппель учился на лингвиста, изучал древние и первобытные языки. Учился, надо сказать, совсем не плохо, получил стипендию, подавал, как говорится, надежды. Бенедикт никогда не относился к науке поверхностно, всегда старался докопаться до сути. Преподаватели сперва в нем души не чаяли. Потом его чрезмерное рвение начало раздражать – Бенедикт все подвергал сомнению, постоянно спорил, обвинял преподавателей в умышленной фальсификации, сокрытии улик… тьфу… исторических фактов. Преподаватели в Сорбонне никогда не отличались долготерпением. Да и кто станет терпеть, когда студент во время лекции вдруг вскакивает с места и начинает кричать, что всё – вранье, что студентов нарочно обманывают… Обругав очередного лектора, он начинал выдвигать собственные идеи относительно того, как и что надо изучать. Лекции заканчивались скандалами вплоть до вызова охраны.

– И за это его выгнали?

– Нет, выгнали его за вандализм. Однажды ночью его застукали в парижском Пантеоне на коленях у статуи Нострадамуса с зубилом в руках.

– Что это за статуя: «Нострадамус с зубилом в руках».

– Тьфу на тебя! Не Нострадамус с зубилом, а Бенедикт был с зубилом, есть такая скульптура…

– Святой Бенедикт с зубилом?

– Ильинский, десерта ты уже лишился. Сейчас лишишься и коньяка. Ты все отлично понял. Бенедикт держал в руках зубило и молоток и пытался отковырять от статуи Ностродамуса книгу, которую Нострадамус держал раскрытой на коленях. Книга была каменной, как и сам Нострадамус. У Эппеля есть очень своеобразная теория. Согласно его теории, в скульптурном портрете человека с книгой, главным персонажем является книга. И иногда ее можно прочитать или хотя бы узнать название. Эппель уверял, что каменный Нострадамус держит на руках неизвестную доселе книгу. В нее Нострадамус записал свои неизвестные доселе предсказания. Ты ведь знаешь, что Нострадамус был предсказателем?

– Ага, его бы к нам вместо Нимеша.

– Нимеша? А чем у вас занимается Нимеш?

Давно замечено, что сколько бы Виттенгер ни выпил, информацию он фильтрует четче иного трезвого. Я отмахнулся:

– Так, забудьте. Почему Бенедикт не воспользовался лазером?

– Если бы он воспользовался лазером, то угодил бы не в психиатрическую клинику, а в тюрьму. Лазер, по словам Бенедикта, не годится. Лазер режет ровно по прямой, а скалывать каменные страницы надо по сохранившимся внутри камня неоднородностям – так станет виден текст.

– А что написано на тех страницах, где раскрыта книга?

– Ничего. Пусто. Но Бенедикта это не волновало. Он говорил, что в средние века авторы специально оставляли внутри книги две чистые страницы, чтобы скульптор или, скажем, художник не смогли подсмотреть текст и изобразить его на скульптуре или, соответственно, на портрете.

– Не вижу логики. Откуда возьмется скрытый текст, если скульптор ничего не видит даже на открытой странице.

– Кажется, Бенедикта об этом никто не спрашивал, – озадаченно пробормотал инспектор. – Возможно было два скульптора. Один ваял статую, другой царапал буквы в книге. Федр, послушай, невозможно понять логику сумасшедшего. Нельзя воспринимать его идеи так серьезно.

– Однако послать человека в клинику из-за какой-то статуи… Нострадамус что, сильно пострадал?

– Нострадамусу хоть бы хны, но полицейским, пытавшимся скрутить Бенедикта, действительно досталось. Один из них потом два месяца провел в больнице с черепно-мозговой травмой – Эппель проломил ему голову молотком. Помня об этом, я вчера подстраховался – послал к общежитию пятерых ребят из спецназа. Бенедикт и пикнуть не успел.

– Буйный, однако. Что с ним случилось потом, после Сорбонны?

– Обязали в течение года раз в неделю посещать врача. Один пропуск – и принудительная госпитализация. Отходив сколько положено, Эппель покидает Землю и подается на Фаон. Благодаря заступничеству профессора Цанса его принимают на четвертый курс Фаонского Университета. Там он учится, но с перерывом – его однажды отправили к в клинику долечиваться.

– За что?

– А то не знаешь, – прищурился Виттенгер.

– Ни сном ни духом.

Виттенгер возмутился:

– Опять врешь! Доедай шампиньоны и говори, откуда у Бенедикта твоя карточка.

– Инспектор, не гоните так. Чтобы вспомнить нужно время. Какая хоть карточка-то? У меня их до черта.

– Карточка репортера из «Сектора Фаониссимо».

– Ну вы даете! Знаете, сколько таких карточек я раздал за свою жизнь? Сотни две, если не больше. Почему бы одной не оказаться у Бенедикта.

– То есть ты признаешь, что вы встречались, – насел Виттенгер. – Когда?

– Да хоть в прошлой жизни! Ради вон того куска осетрины, я призню, что Бенедикт – мой внебрачный сын. Давайте поговорим о ком-нибудь другом. Ну хоть о Шишке… нет, из уважения к вам, про Шишку я спрашивать не буду.

Заслышав ненавистное имя, инспектор побагровел.