Мороз по коже. 22 уютных святочных детектива от авторов мастер-курса Татьяны Гармаш-Роффе

Вспомните стихотворение Введенского «Кругом возможно Бог» — «все прямо с ума сошли, мир потух, мир потух, мир зарезали, он петух». Все грешны, безгрешных нет, даже святые грешны от рождения. Значит вся моя постановка — это страшный суд, где совершаются преступления, где, наконец, все умирают в ожидании Рождества. Что такое Рождество? Рождество — это рождение нового, лучшего мира. И Рождество наступает, когда в наш грешный мир приходит Ёлка, а ёлка и есть Бог. Скажите, кто из нас сможет жить при Боге? Никто! Вот и умирают все. Пандемия — это признак того, что Бог нас не оставил, что он идёт! Вот что такое моя «Елка у Ивановых».

Мне одному захотелось поаплодировать? Нет, у Алёны приоткрылся рот и строгое выражение лица сменилось на испуганное. Нет, так дело не пойдёт! Кульминация близка, а напряжения недостаточно.

— Да, кстати! У вас в театре все привиты? — разрушил я намечающуюся идиллию.

Засурский кинул в мою сторону недобрый взгляд, как будто я вышел не вовремя на сцену:

— Персонал весь привит, включая директора. И я тоже.

— А артисты? — спросила Алёна со строгой ноткой в голосе.

— Артисты, конечно же нет, — Засурский оттянул ворот рубашки, как будто его кто-то душил.

— Почему конечно? Они что — идиоты? — не удержалась Алёна.

— Можно и так сказать. Для режиссёра артист — это такой же материал, как для художника краски, для скульптора гипс или мрамор, из которого лепится нечто, что потом назовут произведением искусства. И чем пластичнее материал, тем лучше. От артистов на сцене требуется изображать то, что нужно от них режиссёру, а не то, что они себе насочиняли. Причём делать так, чтобы это выглядело органично, как органично любой женщине красоваться перед зеркалом. Поэтому хорошие артисты — всегда законченные нарциссы, которым необходима восторженная публика, зрители, почитатели. Они жаждут быть лидерами мнений, чтобы люди внимали каждому их слову, а они вели бы эту толпу за собой. Но чтобы быть таким, надо чем-то выделяться на фоне всей аудитории. Играть на сцене или кино — тяжёлый труд, плюс конкуренция. Проще выделиться простым способом — стать героем, то есть пойти против власти. Если власть говорит — прививайтесь, то я назло этой власти — не буду. Да ещё во всеуслышание об этом объявлю, чтобы все знали, что я герой. Ведь я протестую, я вне толпы, происходит героическая самоидентификация. Я не иду туда, куда всех гонят. А если я вакционируюсь, то смешаюсь с толпой, никак не буду выделяться. На меня не будет ходить зритель, я погибну, потому что не буду существовать.

Алёна хотела ещё что-то спросить, но дверь распахнулась и в кабинет вместе с директором вошла Элеонора, ещё какая-то женщина и мужчина, судя по всему артисты.

— Вот, Станислав Алексеевич, полюбуйтесь — не хотят сегодня играть, — жалобно пропел директор.

— Не волнуйтесь, господа, — я решил опередить всех, чтобы никто не смог мне помешать, — никому ни надо будет пить кровь, то бишь подкрашенную воду из бассейна. Госпожа инспектор Роспотребнадзора предупредила руководство театра о недопустимости нарушения санитарных и гигиенических правил. Главный режиссёр согласился и снял свои требования к натуральности — сыграйте, но не пейте. Так?

Все, кто находился в кабинете директора, за исключением незнакомых мне артистов, с изумлением смотрели на меня: и Алёна, и Засурский, и директор, и Элеонора. Если бы зимой в наших краях водились мухи, то мы бы услышали самую тихую из них.

Первой очнулась Алена и поддержала меня, сдвинув брови:

— Так?

Директор вопросительно смотрел на Засурского, а тот покрылся пятнами, молчал.

— Станислав Алексеевич, — произнесла Алёна и достала какие-то бланки.

— Так, — выдавил из себя Засурский и выбежал из кабинета.

* * *

Алёна с директором стали обсуждать технические вопросы возврата билетов тем, кто купил места на верхних балконах и их блокировки. Я наблюдал за ними со стороны и ждал того, что предпримет Засурский, ведь он не из тех, кто так просто сдаётся. И действительно, не прошло и пятнадцати минут, как в кабинете появились помощник прокурора Снежкин, мой давний процессуальный противник и пышная дама из департамента культуры.

Культурная дама минут пять читала, охая, лекцию о гениальности Засурского, единственного отечественного режиссёра, которого приглашают лучшие театры мира. Я махнул Снежкину, и мы вышли в коридор.

— Ты что тут делаешь? — задал законный вопрос помощник прокурора. Что делает адвокат на театральных подмостках? Я понял, что Снежкин притащился в театр по велению самого (не будем уточнять кого).

— Это долгая история. Главное — вас хотят подставить, а если тебя сюда направили, то ты будешь крайним, как не разглядевший подставу. Вы что против СЭС решили идти? Сам знаешь, президент первым делом читает сводки по пандемии и борьбе с ковидом, потому что линия фронта проходит здесь. Как думаешь, где будет прокурор, препятствующий мероприятиям по предупреждению распространению этой заразы? А ты где будешь? Всё законно — у девушки есть письменный приказ. Пойдём посмотрим.