Он все же расстегнул ворот и потер шею. Я оценил черную полосу на его коже и невольно поморщился.
— Официально? — глухо уточнил мужчина и сам ответил на свой вопрос, — Она у него светлая. Но не все то золото, что блестит. Федор Петрович обладает мощью, которая вполне может…
Он многозначительно поджал губы и окинул меня серьезным взглядом.
— В день вашей инициации молодой князь сказал, что для того, чтобы совершать добрые дела не обязательно быть светлым. Тогда я понял, что он прав. Но окончательно убедился на днях, что для того, чтобы быть хранителем света вовсе не обязательно являться источником этого самого света.
— Вы хотите сказать…
— Я поведал вам больше, чем следовало, — покачал головой Никон. — Это всего лишь мои подозрения. И они могут быть восприняты как ересь. Острогом тут не обойдется.
— Наш разговор останется между нами, — заверил я куратора.
— Я вам доверяю, княжич, — отозвался жрец. — Поверьте, что дело вовсе не в этом. И даже не в клятве, которую я принес Синоду. Но у моего начальника есть возможности, о которых я могу только догадываться.
— Я могу быть с вами откровенным? — для порядка осведомился я и после кивка продолжил, — Мне надо оставить ситуацию как есть, стоит покориться или моим близким грозит опасность, как бы я не поступил в дальнейшем?
Жрец ответил не сразу. Он посмотрел в окно, на проносящиеся мимо дома. Потом взглянул на циферблат дорогих часов. И лишь когда я решил, что он не станет отвечать, заговорил.
— Синодники могут иметь семью. Нам не запрещено вести светскую жизнь за пределами храмов. И многие женятся, заводят детей и даже успевают увидеть своих внуков.
Он печально вздохнул, все еще избегая моего взгляда.
— Но все, кто занимают кабинеты в башне Синода, знают, что лучше не иметь никого близкого, через кого на тебя смогут надавить. Ах, княжич, я хотел бы уверить вас, что Морозовым ничего не грозит. Но опыт подсказывает мне, что с вами ничего не случиться до тех пор, пока вы на вершине.
— Не удивлен, — сухо ответил я.
— Вы непредсказуемы, мастер. К тому же молоды, сильны и интересны публике. После вашего путешествия в Мезоамерику, где странным образом погиб император, а власть перешла в руки вашей подруги… — жрец усмехнулся и поднял ладонь, показывая, что возражений не ждет. — Это может быть простым совпадением. Но только глупец оставит без внимания возможную опасность.
— Меня считают причастным, — даже не спросил, а констатировал я.
— Когда последний раз в Империи темные ведьмаки имели власть, то пролилось много крови.
— Это когда у моего дяди убили всю семью? — невинно уточнил я.
— В ответ он устроил резню. Синод сумел скрыть от общественности подробности и масштаб произошедшего. Но уверяю, мало кто из причастных к той истории может спать спокойно даже спустя столько десятилетий.
— Ясно.
— Александр Морозов остался в памяти народа как темный, который не подчинился закону и поднял руку на представителей священного суда. Одного этого достаточно, чтобы преследовать таких как он. И таких как вы.
— Верховный уничтожит меня, — резюмировал я.
— При первой же возможности, когда вы успокоитесь и решите, что вам ничего не грозит, — подтвердил Никон.
— А что будет с вами?
Лицо Никона приняло безмятежное выражение, которое очень не подходило к теме нашего разговора.
— Когда я согласился стать куратором темного, то предполагал, что скучно не будет. Многие в башне смотрели на меня как на смертника, а я видел перспективу. И даже возможность.
— Возможность чего? — насторожился я.
— Перемен, — Никон лукаво улыбнулся. — И возможность сменить кабинет либо на тот, что выше этажами, либо на ящик, положенный горизонтально под двумя метрами земли.
— Даже так?
— Я верю в судьбу. И в вас, Морозов.
На жреца я посмотрел по иному. Он показался незнакомцем. Если поначалу я принимал его за несерьезного взяточника, то сейчас увидел то, на что раньше не обращал внимания. Никон не был испуган или опечален происходящим. Мужчина был сосредоточен.
— Вам есть что терять? — на всякий случай уточнил я.
— У каждого есть, — бросил жрец и торопливо добавил, — Но я надеюсь, что мы оба ничего не потеряем, мастер.
Пробок сегодня не было, и мы доехали до нужного места довольно быстро.
— Разве съемка будет на студии, — удивился я.
Никон усмехнулся, рассматривая в окно высокое здание из белого камня.
— Луль любит встречать важных гостей на своей территории. Так что можно сказать, что он воспринимает вас очень серьезно.
— То есть, он полагает, что таким образом получит преимущество, — догадался я и усмехнулся.
Откуда было знать ушлому журналисту, что в этом мире я изначально не на своей территории. Но я уже освоился и не стану теряться только потому, что оказался в чужом доме.
У больших кованых ворот машина остановилась и к водительской двери подошел охранник. Я убрал перегородку и успел услышать обрывок разговора:
— … мы ждали вас чуть позже.
— Что-то не так? — поинтересовался я у Петра.
— Все нормально. Им необходимо сверить номера и документы.
— Извините, господа. Но такие у нас порядки, — привратник наклонился к окну, чтобы рассмотреть пассажиров.