— Невероятно, — выдохнул парень восхищенно. — А вы контролируете рисунок?
Я пожал плечами и дым свернулся в воронку, которая расправилась в виде морских неспокойных мерно покачивающихся волн.
— Это невероятно, — повторил Луль, тем самым выдав, что его эмоции настоящие. Не думаю, что он обладал настолько скудным словарным запасом, чтобы не использовать иное слово.
— Так куда приятнее глазам, — пояснил я причину своего поступка, на что хозяин лишь сдержанно кивнул.
— Эта тьма — оружие, ведь так? — почему-то шепотом уточнил Игорь.
— Не беспокойтесь, у нее нет собственных желаний и разума. Тьма — всего лишь часть меня самого.
— Невероятно, — парень поставил локти на стол и уперся подбородком в скрещенные пальцы. — Вы так легко об это говорите, будто и впрямь не понимаете, насколько уникальны.
— Поверьте, понимаю, — я грустно усмехнулся. — Только моя особенность позволила Морозовым подняться на новый уровень.
— То есть, будь вы светлым, у вас бы не получилось завоевать сердца своих подписчиков?
— Вы любите яблоки? — спросил я, взяв один из плодов, которые лежали на овальном блюде, стоящем посреди стола.
— Предположим, — не стал спорить Луль.
— Сколько из них в день вы съедаете?
— Я следую старому английскому правилу, которому меня научил мой наставник: «Съедай по одному яблоку в день и забудь о докторах навсегда».
— Хорошее правило, — я подбросил фрукт и поймал его. — А для кого остальные?
— Что? — не понял Игорь.
— В этом блюде яблок куда больше. Кто съест остальные?
— Понимаю, к чему вы клоните, — усмехнулся журналист. — Я возьму одно, самое красивое, быть может, завтра второе, но на третий день их заменят на свежие.
— А эти уйдут в шарлотку или джем, в котором каждое яблоко потеряет свою индивидуальность.
— То есть только уникальность сделала вас звездой.
— Я не считаю себя звездой, — мягко поправил я собеседника. — И моя тьма позволила мне привлечь внимание. Вот все остальное — уже заслуга счастливого случая и совсем немного моя собственная.
— Вы скромный.
— Честный.
— И кого же вы считаете звездой? — хитро усмехнулся парень.
— Вагош, — ответил я, точно знаю, что Луль вознамерился продолжить расспросы про Мезоамерику. — Она невероятно харизматичная, открытая, смелая и очень сильная.
— Вы говорите так, словно влюблены в девушку.
— В какой-то мере мы все чуточку влюблены в тех, кто нас восхищает, — не стал спорить я.
— У вас была близость? — нагловато спросил парень и его губы слегка поджались.
— Конечно, — совершенно серьезно ответил я, чем заставил брови журналиста подскочить вверх. — Я ощутил ее душу во время боя. Наши руки были омыты кровью одного противника. Это невероятно сближает.
— Я не об этом, — раздраженно отмахнулся Луль.
— Почему же не об этом? — с нажимом уточнил я. — Я точно могу сказать, что близость души намного важнее всего остльного. В момент соприкосновения души можно узнать человека куда глубже, чем во время соития.
— А соитие…
— Остановитесь, Игорь, — я презрительно скривился. — Прямо сейчас из грамотного и умного собеседника вы превращаетесь в торговца навозных лепешек.
— Так меня еще никто не называл, — хохотнул парень.
— Не благодарите, — я вернул яблоко на блюдо. — Мне никогда не удастся понять, для чего мужчины хвастают своими любовными похождениями.
— Победами, — поправил меня Луль.
— А вы воюете с женщинами? И если после близости с вами они оказываются проигравшими, то вам стоит найти себе учителя.
— Сильно, — выдохнул Игорь, откинувшись на спинку стула. — То есть про своих женщин вы говорить не станете.
— А разве у нас не отменили рабство?
— Что?
— Моих женщин не существует. Я никем не владею.
— Вам стоит подумать о карьере политика, мастер Морозов.
— Политика слишком сложна, — я качнул головой, следя за тем, как парень берет оставленное мною яблоко и внимательно его осматривает. — Для нее я слишком прост. Вряд ли сумею смолчать где нужно. А так и до конфликта недалеко.
— Однако, стоит отметить, что за короткий промежуток времени вы обрели достаточно много важных друзей.
— А бывают неважные? — я склонил голову к плечу.
— Вот! Вы опять меня поймали на слове!
— Только потому, что вы мне это позволили, — повинился я, с лукавой улыбкой.
— Странно, что вы не знали своего батюшку, потому что вы невероятно похожи на него не только внешне. Вы и в речах очень напоминаете мне Владимира Морозова.
— Вы были знакомы? — удивился я и ощутил, как странно защемило сердце.
Сам того не замечая, я потер грудь и лишь потом опомнился, вернув руку на подлокотник.
— К сожалению, только заочно. Ваш отец не любил публичность, предпочитая уединение. Прямо как ваш брат. Кстати, о нем…
— Вы смотрели записи с моим отцом? — не дал я сменить тему разговора. — Мне так и не удалось найти ни одного его интервью.
— Я слушал записи его лекций, — Игорь нехотя пошел у меня на поводу. — Ваш отец некоторое время преподавал в Имперском университете и вел курс боевых искусств.
— Даже так? — удивился я. — И насколько он был хорош в этом?
— Вы талантливы в него, Михаил Владимирович.
— Я бы очень хотел получить доступ к этим записям.