Морпех. Большая земля

Никакого недоверия в его голосе не отмечалось. Приняв как должное тот факт, что Алексеев, скорее всего, и на самом деле попал сюда из нереально далекого будущего (кое-какие сомнения и нестыковки, понятно, имелись, но озвучивать их капитан пока не спешил, поскольку всему свое время), капитан госбезопасности вполне допускал, что тот знаком с большинством технических приборов прошлого. Вон, как ту же «Энигму» с ходу опознал! Ну, не может же так случиться, чтобы там, в будущем, где технический прогресс наверняка достиг поистине немыслимых высот, кадровый офицер не был обучен пользоваться обычной пишмашиной?! Даже он умеет – правда, всего двумя пальцами по клавишам барабанит, – но умеет же? А у них эти самые машины, поди, и вовсе какие-нибудь электрические. Сунул вилку в розетку и пиши хоть рапорт, хоть мемуары! Кстати, любопытно, свершилась у них в двадцать первом веке Мировая революция или пролетариат все еще борется с гнетом капитала и прочего империализма? На катере спросить об этом как-то ни времени, ни возможности не имелось.

– Ну, как сказать… – смутился морпех, даже не подозревая, о чем размышляет контрразведчик. А если бы каким-либо образом узнал, то сильно напрягся, пожалуй, даже с приставкой «очень». Поскольку даже приблизительно не мог представить, как отреагирует Шохин на информацию о том, что его страны больше просто не существует. Там, на борту «морского охотника», Степан по всей форме так и не представился, просто к слову не пришлось – сначала его неожиданное признание, затем непростой разговор и внезапная атака немецких торпедных катеров. И непонятное с точки зрения советского офицера сороковых годов словосочетание «Российская Федерация» вместо привычного «РСФСР» так и не прозвучало…

– Ни разу не пробовал, если честно. Просто, понимаешь, у нас есть такие электронные… гм… электрические устройства, компьютеры называются, и у них клавиатура похожа… ну, скорее всего похожа, на ваши… – Окончательно запутавшись, Степан обреченно махнул рукой. – Короче, ладно, забудь. Это я, по ходу, глупость сказал. Не нужно никакой машинки искать, лучше и на самом деле от руки напишу, так оно надежней выйдет, да и быстрее, скорее всего.

– Как знаешь, – с видимым облегчением ответил Сергей. – Ты это, кушай давай, пока вовсе не остыло! А я чаек организую. Только из комнаты ни ногой, договорились? Я быстро.

– Добро, – не стал спорить Алексеев, присаживаясь к столу. Пододвинул поближе котелок с торчащей из него ложкой, взял с тарелки кусок нарезанного аккуратными прямоугольниками сероватого хлеба.

И неожиданно подумал, что если вот прямо сейчас вдруг снова завоет сирена воздушной тревоги, он даже не подумает подниматься с места и топать обратно в бомбоубежище. Как минимум до того момента, пока не выскоблит до донышка этот самый котелок, столь умопомрачительно пахнущий обильно сдобренной мясом и сливочным маслом гречневой кашей…

Глава 4. Решение

Геленджик, 11 февраля 1943 года

Сказать, что капитан госбезопасности Сергей Анатольевич Шохин был ошарашен обрушившимся на него знанием, – значит не сказать ничего. Он был им раздавлен. Особенно последним десятком исписанных не особо аккуратным, но более-менее разборчивым почерком страниц. Тех самых, которые старлей Алексеев озаглавил непонятным словосочетанием «перестройка, гласность и последующие события». Дочитав и спрятав в сейф бумаги и блокнот, где он делал необходимые для дальнейшей работы пометки, контрразведчик с трудом подавил желание немедленно вытащить из кобуры пистолет. И то ли застрелить Алексеева (чтобы больше никому ничего не рассказал), то ли застрелиться самому (поскольку тошно и вообще непонятно, к чему дальше жить), то ли совершить оба этих действия последовательно, благо патронов хватит.

Вместо этого он вытащил из ящика стола початую бутылку водки, налил полстакана и махнул залпом, даже не ощутив вкуса. Подойдя к окну, закурил, сдвинув в сторону светомаскировку и приоткрыв форточку с треснувшим во время одной из бомбежек стеклом – уже почти рассвело, так что на этот счет можно было не волноваться. Или «не париться», как говорил спящий в соседнем кабинете гость из будущего. Выбросив на улицу докуренную папиросу, Сергей вернулся за стол. Налил еще немного водки и выпил, на сей раз в полной мере ощутив и вкус, и обжигающую горечь крепкого алкоголя. Задумался. Что ж, теперь можно сказать абсолютно точно: Алексеев однозначно не вражеский шпион. Поскольку за перечисленную в его «рапорте» информацию о пока еще не свершившихся сражениях и послевоенном мироустройстве любая разведка, хоть фашистская, хоть союзников (о которых старлей, как выяснилось, не шибко высокого мнения – одни только планы Черчилля по развязыванию летом сорок пятого года войны против Советского Союза чего стоят!), заплатит какую угодно, даже самую высокую цену.