Морриган. Отраженье кривых зеркал (СИ)

– Ты сказал, что Теодор Фитцджеральд умер, когда на свет появилась его третья дочь. Я так понимаю, ты имел в виду вторую – младшую дочь Агнес Оливию?

– У Агнес Фитцджеральд три дочери, и Оливия – средняя.

Морриган замотала головой.

– Подожди, я уже ничего не понимаю. Целительница Дома Фитцджеральд, Доминик и все остальные упоминали о двух дочерях – Оливии и Линн. Да и сама Оливия и словом не обмолвилась о младшей сестре.

– Ничего удивительного, – спокойно отозвался Дэмьен. – Просто они привыкли подчиняться правилам, а я – игнорировать их.

– О каких правилах идет речь?

– О масках. Изгоях Пропасти. Вычеркнутых, обезличенных. О тех, кого местные органы правопорядка – серая стража – осуждает за преступления против жителей Пропасти. Они вынуждены носить белую маску, закрывающую полностью лицо, волосы и шею. О тех, кто стал маской, нельзя упоминать в разговоре, их имена нельзя произносить, их деяния, какими они ни были благородными, нельзя вспоминать – общество просто вычеркивает их на срок изгнания – то есть ношения маски, оговоренного серой стражей. И, разумеется, они лишаются права колдовать – что белую, что черную магию. Маски – изгои, даже в Пропасти, которая сама по себе – обитель изгоев.

– Так значит, третья дочь Агнес…

– Третья дочь Агнес – Эмма Фитцджеральд – маска.

Глава двадцать седьмая

Когда Дэмьен, наскоро приняв душ, спустился в гостиную, в руках он держал газету полугодичной давности. Морриган быстро пробежала глазами по строкам. В газете рассказывалось о каком-то благотворительном вечере в замке Фитцджеральд.

– Благотворительный вечер? Здесь? В Пропасти? – изумилась она.

– А чем, по-твоему, мы так кардинально отличаемся от жителей Кенгьюбери? – насмешливо спросил Дэмьен. – Ты наверняка наслышалась сказочек о том, что в Пропасти обитают жуткие черные ведьмы и колдуны, которые могут обратить неугодного в пепел одним взглядом. Где обитают сплошь убийцы, воры и насильники, скрывающиеся от суда Трибунала. Все это – полнейшая глупость. Здесь, как и в Кенгьюбери, есть и благотворительность, и азартные игры, и правосудие…

– Весьма нетривиальное, – пробормотала Морриган.

– Ты удивишься, насколько Нижний город похож на Верхний – когда узнаешь его поближе. С той лишь разницей, что здесь можно применять черную магию, не боясь гончих Трибунала. Но и этому есть предел – серая стража не допускает беспощадного кровопролития и хаоса на улицах города. Просто рамки дозволенного здесь шире, а борьба за власть гораздо более жестока, чем в Кенгьюбери.

– Это я уже заметила, – усмехнулась она.

Взгляд упал на спектрографию под статьей о благотворительном вечере. Все семейство Фитцджеральд в сборе: седовласая Агнес с идеально прямой осанкой и суровым взглядом, несколько надменная Линн, спокойная Оливия и… судя по всему, Эмма – единственная на спектрографии, кто улыбался. Она вообще отличалась от сестер. У нее у одной из всего семейства были серые глаза, круглое личико с румянцем на щеках и красивые формы – что Оливия, что Линн, что сама Агнес были очень худыми, словно высохшими. Ничего удивительного: веретничество – особая школа магии, за принадлежность к которой приходилось серьезно расплачиваться.

Эмма внешне настолько отличалась от Оливии и Линн, что можно было даже предположить, что Эмму Агнес родила от другого мужчины, но ведьминское чутье подсказывало Морриган – причина непохожести сестер кроилась в другом.

– Эмма – не веретница.

– Что? – удивился Дэмьен.

– Посмотри. У всех остальных черные глаза – признак присутствия в них посторонней темной сущности: демона, духа или беса. У Агнес вообще глаза как сама бездна – даже жутко смотреть, того и гляди, затянет. Эмма же чуть полновата, розовощека, со здоровым блеском в глазах – а это говорит о том, что внутри нее не сидит сущность, которая выпивает ее силы. Веретницы могущественны, но им приходится делиться своей жизненной энергией с темной сущностью, и этот симбиоз продолжается на протяжении всей жизни веретницы. Вот отчего Агнес выглядит такой изможденной и постаревшей раньше времени – и это несмотря на то, что она ведьма.

– А Оливия и Линн выглядят получше просто потому, что они меньше взаимодействуют с сущностью, – понял Дэмьен.

– Но Эмма на их фоне выглядит еще более здоровой и цветущей. Она не веретница, в этом я полностью уверена.

– Нелегко признавать, но в черной магии ты разбираешься больше меня.

– Я же черная ведьма, забыл? – усмехнулась Морриган.

– Ладно, хватит попрекать меня моими же словами. Я – такой же человек, мне тоже свойственно ошибаться. – Помолчав, берсерк медленно сказал: – Значит, одна из дочерей Агнес пошла против воли матери. Представляю гнев Агнес.