Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта

Неужели все это не сон? Неужели те грезы, в которые он погружался, читая книги в скромных комнатушках, снимавшихся им в Балансе и Оксонне, могут стать явью?

Эти книги назывались «История арабов» аббата Мариньи и «Мемуары о турках и татарах» барона Франсуа де Тотта. В 1792 году Бонапарт встретился на Корсике с Вольнеем — автором книги о путешествиях в Египет и Сирию.

Будучи 23-летним офицером, он размышлял о том, чтобы отправиться в Индию служить в английской армии. Стоя перед матерью и старшим братом Джузеппе (Жозефом) в их доме на Корсике, он произносил речи и доказывал родне, что англичане будут хорошо платить офицеру его квалификации.

Это было до объявления войны Англии. А уже в следующем, 1793, году он победил британцев в Тулоне.

Теперь же он готов нанести смертельный удар в «сонную артерию» Великобритании. А один из лучших английских флотоводцев получил приказ потопить его флот. Схватка была почти неизбежной, но Бонапарт не хотел этой встречи.

Стоя на палубе, он смотрел вдаль и выглядывал Нельсона. Он думал об английском адмирале, которого не знал, и размышлял о Востоке.

Он вспоминал, как в феврале 1797 года во время короткой кампании против папских государств он вошел со своими солдатами в портовый город Анкона, находящийся на побережье Адриатического моря. Этот город, населенный греками, албанцами, боснийцами и турками, имел стратегическое значение для связей с Константинополем.

В жизни корсиканца Бонапарта море играло огромную роль. Его видение этого мира было похоже на восприятие древних греков. Когда он стоял на морском берегу, фантазия всякий раз уносила его вдаль.

Он думал о Константинополе, он помышлял о новых завоеваниях. Бонапарт провел в Анконе целых пять дней, по истечении которых он написал Директории:

«Отсюда можно достичь Македонии в двадцать четыре часа и Константинополя — за десять дней... Мы должны удерживать порт Анкону после заключения мира, для того чтобы он всегда оставался французским. Это даст нам огромное влияние на Оттоманскую Порту и сделает нас хозяевами Адриатического моря».

Полгода спустя, во время переговоров с Австрией, он возвращается к темам моря, островов, Константинополя:

«Корфу и Ионические острова более ценны для нас, чем вся Италия... Турецкая империя разрушается день ото дня: обладание островами позволит нам помочь этому, насколько возможно, или получить нашу долю в этом».

Сказано — сделано: летом 1797 года генерал Джентили высадился на Корфу, и французы оккупировали Ионические острова.

«Уже недалеко то время, — писал Бонапарт правительству, — когда мы будем думать: для того чтобы по-настоящему разрушить Англию, мы должны захватить Египет».

Гражданин Посселгуэ был не единственным советником Бонапарта, собравшим нужные для будущей экспедиции сведения. Еще в апреле 1797 года Наполеона, находившегося в Леобене на переговорах с австрийцами, посетил французский дипломат Раймон Вернинак. Он возвращался из Константинополя, где выполнял функции уполномоченного министра. Его обратный путь из Турции в Париж неожиданно затянулся —  дипломат был арестован неаполитанскими властями и провел в тюрьме несколько месяцев.

Находясь в Константинополе, Вернинак посылал специального комиссара, чтобы изучить положение дел в Египте. В сентябре 1796 года этот комиссар направил Вернинаку доклад из Смирны, в котором обосновал выводы, аналогичные заключениям, сделанным год спустя Наполеоном и Талейраном: турецкая империя находится в состоянии упадка и хаоса, и французы смогут легко захватить Египет.

В сентябре 1797 года Бонапарт находился в Пассариано. Завершался процесс подведения итогов Итальянской кампании, и Наполеон уделял много времени подготовке к Египетской экспедиции. Он посвятил в свои плана прибывшего из Рейнской армии генерала Дезэ. Почти каждый день он говорил о Востоке со своими ближайшими соратниками. Беседы и консультации Бонапарта с учеными, дипломатами и военными помогли ему конкретизировать план экспедиции.

Стоя на палубе «Ориента», Наполеон думал о своей судьбе, о своем высоком предназначении. Он был уверен в том, что оно связано с Востоком.

В любой ситуации Бонапарт рассматривал разные возможности. Он обещал Директории, что вернется во Францию через шесть месяцев, Бурьенну же сказал, что они могут превратиться в шесть лет.

Когда Наполеон увидел пики горных вершин острова Крит, он заговорил о великой цивилизации, которая когда-то здесь существовала. Не был ли он сам потомком людей высокой культуры, поглощенных великими катаклизмами и разбросанных по всему свету?

 «Это было торжество его фантазии, — он подробно и с энтузиазмом рассказывал о Древнем Крите, — вспоминает Бурьенн. — Он говорил об упадке Оттоманской империи, которая так мало напоминала легендарную историческую землю, многократно омывавшуюся человеческой кровью. Он начал думать о прекрасных мифах и легендах, придавая своим словам качества вдохновенной поэзии... что привело его к выводам о том, что человечество должно жить по самым лучшим законам... о том, что люди нуждаются в религии».

ОДНОГЛАЗЫЙ ВЕЛИКАН