Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта

«Я думаю, что в настоящее время мы можем лишь отказаться от переговоров, на основании того, что реальное положение Франции недостаточно надежно, и оно не станет более надежным в результате обсуждения условий мира. При этом если прочная безопасность возможна, раньше или позже, то мы должны выразить сильное желание достичь общего мира. Мы можем, я думаю, выразить это желание, сообщив народу Франции следующее: кратчайшая дорога к миру — восстановление королевской власти...»

В первую неделю января 1800 года члены кабинета собрались на совещание и одобрили содержание ответа на мирное предложение Бонапарта. Первый консул направлял свое письмо королю Великобритании и мог надеяться на адекватную реакцию. Англичане поступили иначе: их ответ, посланный министром иностранных дел Гренвиллом Талейрану, был надменным и оскорбительным. В том же месяце Талейран еще раз попытался начать переговоры, но получил новый отказ.

Позиция, занятая английским кабинетом министров, вызвала новые парламентские дебаты 3 февраля. День был отмечен появлением Фокса в палате общин. Он задал единственный вопрос: почему правительство не обсуждает мирные предложения Наполеона Бонапарта в парламенте?

В ответ Питт произнес очень длинную речь, в которой называл Французскую революцию «Божьей карой, самым суровым наказанием, которому Провидение когда-либо подвергало народы, живущие на Земле». «Всевидящее око Французской революции всматривается в каждый уголок Европы, в каждую часть мира, где только можно найти объект завоевания или грабежа. Нет предела безрассудства ее амбиций, а ее жадность поглощает даже самое малое и незначительное».

Характер, нрав, поведение и принципы Наполеона Бонапарта таковы, что ему совершенно нельзя доверять: «Разве мы привыкли считать военный деспотизм стабильной формой правительства?»

Питт говорил о том, что он желает мира, трудится во имя мира, но обстоятельства изменились: враг, или потенциальный партнер но переговорам, ненадежен, а войну можно выиграть:

«Когда мы оцениваем ресурсы и дух нашей страны, может ли кто-либо сомневаться в том, что если сегодня нельзя достичь приемлемого уровня безопасности с помощью договора, то у нас есть средства ведения борьбы, и мы будем вести ее без материальных затруднений, не подвергая себя опасности и имея разумную перспективу полного достижения нашей цели?»

Что касается Фокса, то он верил в искренность Бонапарта. «Мир, мир на хороших условиях: в этом никто сегодня не может сомневаться», — говорил оппонент  Питта. Фокс считал, что в течение месяцев Наполеон «превзойдет... Александра и Цезаря, не принимая в расчет большое преимущество, которое он имеет над ними в случае, если воюет».

Фокс оставался столь же блистательным и убедительным оратором, как и в годы своей юности. Его импульсивность и эмоциональность лишь добавляли ему привлекательности. Благородный человек и самый последовательный защитник идеалов свободы, которому до сих пор ставят памятники, Фокс неуклонно выступал за мир даже в тех ситуациях, когда патриотический подъем делал пацифистские призывы непопулярными.

Питт отдавал должное ораторскому мастерству Фокса и говорил, что его оппонент будто «владеет волшебной палочкой». В своих речах Фокс то двигался вперед, то вновь возвращался к тем положениям, которые считал наиболее важными. Он наполнял эмоциями сердца слушателей и призывал людей к действию.

Стиль Питта был другим. Он последовательно и логично выстраивал аргументы и не оставлял аудитории иного выбора, кроме как согласиться с его окончательными выводами.

Один наблюдатель заметил:

«Фокс увлекал серьезностью тона и манеры; Питт был более возвышенным, чем серьезным... Репортеры, разместившиеся на галерке, отмечали, что требуется большое напряжение, чтобы следить за речью мистера Фокса, но можно без труда воспроизвести, что он сказал; и что было легко и приятно следовать за мистером Питтом, но не так легко вспомнить, что же так восхитило их».

Если говорить о главном в искусстве политического оратора, то есть его способности убеждать людей, то  Питт превосходил Фокса. Ричард Ригби, который не был сторонником Питта, заявил: Фокс и Шеридан, вместе взятые, «ничто перед ним», Питт легко расправляется с ними без поддержки и помощи, он «выдувает их, как ветер солому».

Амьенский мир 1802 года дал возможность состоятельным англичанам увидеть обновленную Францию, которой правил 33-летний реформатор, творивший новые законы, позволивший эмигрантам вернуться на родину и восстановивший церковь в ее правах. Впервые за много лет Франция стала доступной для туристов из Великобритании.

Фанни Бёрни присутствовала на приеме у первого консула и описала свои впечатления: