Морская дорога (ЛП)

Белый песочный пляж, серая земля раскинулась под белоснежной луной. Тьма в тени деревьев плотная, словно ткань. Море блестит, словно расплавленное серебро. В лесу царит тишина, будто он необитаем. Утлая лодка разрезает водную гладь, оставляя на поверхности клинообразный след, словно стая гусей высоко в осеннем небе. Человек наблюдает, как след расширяется за кормой, он знает, что рябь разбегается так далеко, и никогда не утихнет. Лодка беззвучно касается килем песчаного дна, и человек ступает на берег. Песок под ногами кажется холодным. Поднявшись выше, он чувствует, как дикая пшеница царапает его ноги, а вьюнок цепляется за лодыжки. Дороги нет. И никогда не было. Перед ним лес, он пытается протиснуться, но деревья смыкаются. Он достаёт с пояса нож и режет впереди стоящее дерево. Однажды вырезанная надпись остаётся надолго. Кора дерева смолистая и мягкая, словно мох. Он нажимает на рукоять ножа сильнее, руку ломит от напряжения. Лезвие достигает жёсткой сердцевины, он старается изо всех сил, вырезая надпись. Рука горит огнём от боли. Буквы пропадают с поверхности коры, будто дерево поглощает их. Вокруг ни звука. Он пытается вырезать надпись, но буквы исчезают из-под его руки, он почти не видит лезвие. Сияет белая и круглая луна, будто капля расплавленного воска, но в лесу темно, свету не под силу пробиться под кроны деревьев.

Я проснулся с ощущением того, что посягнул на что-то, или может быть, даже что-то нарушил. Долгое время я жил её рассказом, и начинаю опасаться, что эта история завладела мной. Я подумал, — а не сжечь ли мне оригинал рукописи. Само собой, ведь там такой почерк, что гордиться нечем, и я не хотел бы, чтобы её кто-нибудь увидел. Я люблю аккуратную работу, и горжусь выполненной мной чистовой копией. Конечно, это не совсем копия, но, простой читатель вряд ли поймёт это.

Я не буду сжигать рукопись. Жизнь длинна, и я не знаю, к чему мне придётся вернуться вплоть до своей кончины. Я спрячу её в надёжном месте. Я всё время думаю о её уверенности, что мы встретимся в Исландии. Хотелось бы мне думать, что так и будет. Если ты записываешь чью-либо историю, значит, она становится и твоей тоже. Опасное утверждение, может показаться, что я имею в виду что-то вроде обладания, но это не так, а если и так, то я владел ей, точно так же, как и она мной. Она прожила ту историю, а я её записал. Разве это не делает её историю в некотором смысле моей собственной?

Двое её сыновей живут в Исландии. Я не её сын. Будущей весной она вернётся к своей семье и забудет меня. В конце концов, она — женщина, и её родня значит для неё больше, чем случайно повстречавшийся чужак. Но это несправедливо. Я знаю о ней больше, чем кто-либо ещё, даже больше, чем её сыновья. Прежде всего, я понял одно — она не забудет. Она будет помнить всё, что является частью её жизни, не важно, хорошее или дурное. Она видит жизнь по-своему, и мне кажется, она научила меня чему-то подобному. Я полюбил её. Кажется, опасно признаваться в этом, почти также, как и в ереси. Но разве не будет большей ересью признать, что привязанность к смертной женщине может довести до ереси? Теперь мне кажется, что Рим мне чужой. Чувствовал ли Святой Пётр что-то подобное, когда пришёл сюда? Был ли этот город для него краем света, или наоборот — центром мира? Полагаю, и тем, и другим, так же, как и для меня. Возможно, когда он понял, что ему суждено умереть здесь, он вспомнил свою родину. Страна, где он родился, теперь находится вне христианского мира, и принадлежит неверным. Но для него она была домом. Порой я начинаю задумываться, что тоже хотел бы вернуться домой.

Яндекс Деньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

PayPal

istoricheskij.roman@gmail.com

VISA, MASTERCARD и др.: