Всему, что называется, свое время. Если племянница Джека действительно приедет на Пасху, то поселится она в этой комнатке, в гостевой. И это будет ее комната. Комната Карен. Все так, как и должно быть; люди живут в комнатах и покидают их, но сами комнаты остаются и называются то "комната Сары", то "комната Карен", хотя все это одна и та же комната... Это определенно имело отношение к любви. И определенно имело отношение к тому, почему Кэй так раздражает, когда по радио поют о любви, будто знают, что это такое, будто это вообще можно передать словами.
Джек это понимал. Он никогда просто так не произносил таких слов, как "я тебя люблю" - только когда точно знал, что сказать это необходимо, и, когда он это говорил, они оба смущались. Она же вообще никогда вслух этих слов не произносила. На Валентинов день она всегда подкладывала Джеку под обеденную тарелку какую-нибудь хорошенькую "валентинку" - красное бумажное сердечко, белые бумажные кружева, картонного купидона. Вот это и было ее "я тебя люблю". Так было хорошо. Правильно. Но существовала и еще одна вещь, совсем иная, темная, ничего общего не имевшая со словами нежности и находившаяся здесь, в этой комнате: постоянное присутствие этой комнаты в ее душе и ее самой - в этой комнате; присутствие здесь ее тяжелого, материального, живого тела и отсутствие тела покойной дочери. Вот о чем никогда не пели по радио.
Кровать, пожалуй, стоило бы проветрить. Она так и простояла, застеленная, всю зиму; простыни и одеяла отсырели. Кэй повернулась спиной к самому "плохому месту" в комнате, к книжным полкам и одним движением смела простыни, одеяла и покрывало на пол. Это были другие одеяла; ВСЕ ТЕ она давно отдала. Она собрала и связала в узел простыни, содрала наматрасник и немножко отодвинула кровать от стены, чтобы солнце светило прямо на нее. Потом отнесла простыни в корзину с грязным бельем на задней веранде, а наматрасник повесила там же на веревку, чтобы проветрить.
Когда она вернулась назад, комната выглядела как номер в мотеле во время уборки - вся разворошенная, незнакомая. И Кэй сразу же повернулась к полкам.
Сперва она переставила игрушки Сары на письменный стол, вытерла на полках пыль и снова все как следует расставила. Собственно, это были не совсем игрушки - две очень хорошо сделанных лошадки из пластмассы - Чистокровная и Аппалачская, выносливая и отважная лошадка с Дальнего Запада. Когда Саре было лет семь-восемь, Джаннин обычно приносила и своих лошадок, и девочки целыми днями играли в дюнах. Сара и потом очень берегла обеих лошадок, когда они уже перестали быть ее игрушками и стали просто красивыми вещицами, которые она когда-то очень любила.
Именно поэтому лошадки имели полное право находиться здесь. Это было нормально. Вещи, которые не были так красивы и когда-то служили ей всего лишь игрушками или же были просто чем-то полезны, но никогда не были ЛЮБИМЫМИ - вот те хранить было бы не правильно. А Джек тогда хотел сохранить все. Все оставить, как прежде. Он так и не простил Кэй того, что она сразу раздала все игрушки Сары, всю одежду, все одеяла Даже понимая, что они не смогут хранить все это и никогда об этом не говорить, никогда об этом не думать, он все равно так ей и не простил того поступка.
Люди никогда не прощают, если ты сделаешь вместо них то, что непременно должно быть сделано, но чего они сами ни за что не сделают. Это - как быть представителем "неприкасаемых" в Индии, маленьких темнокожих людей с худыми как палки руками и ногами, которых Кэй видела по телевизору и которые обычно выполняют роль мусорщиков, возятся со всяким тряпьем и отбросами, убирают трупы людей и животных... И никто ни за что к ним не прикоснется. Ведь если ты избавляешь других от грязи и возишься с грязью, то и сам становишься грязным, верно? Джек, правда, совсем не хотел, чтобы что-нибудь в этой комнате воспринималось как мусор, как нечто ненужное, от чего нужно избавиться. Но избавляться-то было необходимо. И кто-то должен был это сделать, правда?
Лошадки и этот хорошенький - ах, какой хорошенький! - маленький тигренок. Она совсем позабыла, что он тоже здесь. Тигренок был сделан из красного, желтого и черного шелка, в который были вшиты крошечные зеркала - его привезли откуда-то из Индии, и не поэтому ли она вспомнила об Индии? Джаннин подарила его Саре на прошлое Рождество. Такой милый, с глупой, совершенно кошачьей улыбкой и зеркалами на полосатых боках. Кэй поставила тигренка на место. На прежнее место - возле завершавшего полку книгодержателя, который представлял собой плывущее на всех парусах судно.
Джек сделал эту штуку еще до того, как они поженились. Какие же замечательные вещи он умел делать!
Инкрустация, сквозные пропилы... Возможно, выйдя на пенсию, он снова займется чем-нибудь в этом роде...